Глава 7

Ужин проходит в тягостном молчании. Да и о чем говорить? Даня сосредоточенно пыхтит над своей тарелкой. Жует котлету, отодвигая в сторону ломтики картофеля.

– Я пюре люблю, папа, – вздыхает он.

– Ну прости, – развожу руками. А сам смотрю на Лизу. Заплаканная и жалкая, она сидит, опустив голову над тарелкой.

Вот о чем думает? От чего расколбасило в хлам?

Раньше бы я бросился успокаивать. Как настоящий джентльмен подавал бы воду и коробку с салфетками. Но сейчас, зная цену маленькой дряни, сидящей напротив, я стараюсь не замечать ее слез и страдальческого выражения лица.

Это я должен биться башкой об стену. Меня предали все. Родители, друзья. Жизнь перевернулась, с грохотом упала на бетонный пол и треснула пополам.

– Какой мультик будем смотреть? – спрашиваю сына, поднимаясь из-за стола.

– Мимимишкимушки, – пыхтит он с набитым ртом.

– Переведи, – улыбаюсь Лизе.

– Мимишки, – вздыхает она и добавляет строго. – Даня, только один мультик. Ты сегодня уже смотрел.

– Какие-то проблемы с глазами? – интересуюсь мимоходом. Щелкаю пультом, пытаясь найти на ютубе нужный мультик.

– Нет, все в порядке. Мы проверялись недавно, – словно двоечница на экзамене, лепечет Лиза.

– Кто смотрел? – рычу негромко. У нас в Шанске врачи делятся на две категории – слепые ленивцы, просиживающие штаны в кабинетах, и подвижники. Последние никогда с работы не уходят. Могут только из жизни. Вперед ногами. Только одному мне удалось удрать в смежную специальность. И то благодаря Феде Анквисту.

Стоит подумать, и айфон на полке заходится резкой трелью, поставленной именно на компаньона по бизнесу.

– Да, Федь, – вздыхаю в трубку.

– Как оно ничего? – басит в трубку мой единственный дружбан.

– Да нормально все, – роняю я, включая ребенку мультик. Даня от счастья прыгает на лежанке. Подпевает, стараясь попасть в такт заливистой песенки. И плюхается попой на подушку. Сейчас бы поиграть с ребенком. Побороться. Но я держу дистанцию. Ребенок меня плохо знает. Может испугаться.

Накинув на плечи куртку, выхожу на крыльцо.

– Что там у тебя происходит? В детство впал? – слышится из динамика изумленный бас Анквиста.

– У меня оказывается, сын есть. Прикинь?

– Да ну ладно! Разыгрываешь.

– Точно. Приезжай. Познакомлю.

– Да нет, я тут в баню намылился. Девочек хотел выписать… Тебя пригласить.

– Не могу я, -морщусь недовольно. Честно говоря, в баню с девочками я точно не собираюсь. Не мой формат отдыха.

– Ребенка не с кем оставить? Давай, няню найдем.

– Да какая няня! Он тут с матерью, – фыркаю возмущенно. Включаю освещение, заливающее двор ярким светом. И как завороженный бездумно пялюсь на огромный газон и чернеющую за ним речку.

– Сколько ему?

– Четыре.

– И ты ничего не знал?

– Прикинь, – усмехаюсь я и добавляю с усмешкой. – Знаешь, как при адюльтере. Посрадавшая сторона узнает в последнюю очередь.

– Сочувствую. И что теперь?

– Женюсь на матери моего сына. Вступлю в отцовство.

– Может, проще забрать. Признать ее невменяемой. Или дать денег.

– Нет, так легко она не отделается, – роняю с кривоватой усмешкой. – Проще жениться. На суд много бабла уйдет. И результат непредсказуемый.

– Тебе, конечно, виднее, – словно филин ухает Федор. – Но надевать на себя ярмо? Нафига, Витя?

– Это простая формальность. В моей жизни ничего не изменится, Федь.

– Ну не знаю. Ты, конечно, прошаренный, доктор. Но кажется, чего-то не догоняешь.

– На работе поговорим, – заканчиваю разговор, поворачиваясь к окну. Зябко ежусь на сквозняке. И с тоской смотрю на Даню, прижавшегося к матери. Холодный ветер выстуживает и без того покрытую льдом душу. А так хочется завалиться на лежанку рядом с сыном. Смотреть мультики. Что-то обсуждать. И чувствовать на своем предплечье маленькую ручонку.