– Твоя сестра, – прокомментировал Дэл, качая головой, – совсем сбрендила.

Он вернулся к своему пасьянсу, напевая «Человек на все вокруг»[24], и Рут вдруг мельком увидела того беззаботного тинейджера Дэла, которого когда-то по-настоящему любила. Ее родители сопровождали их на первом свидании, состоявшем из похода в кино. Дэл положил свое пальто ей на колени, чтобы она не замерзла. А под ним он провел большим пальцем по внутренней стороне ее бедра. Это была самая скандальная вещь, которая с ней когда-либо случалась. И она мечтала прожить так всю жизнь.

Рут бросила конверт и рассмеялась. «Страдающих зубной болью», – процедила она пренебрежительно, но потратила часть своих драгоценных кукурузных долларов на дешевую цепочку из ломбарда, надела «Святого Кристофера», чтобы чувствовать его серебро на голой коже над сердцем, и представила клетки у себя в животе, которые станут крепкими зубами ее будущего ребенка.

Рут отправилась искать работу, прежде чем ее беременность станет заметной и возможность ее найти выйдет за рамки вероятного. Дети были не в школе, и она усадила их в «Фэлкон», ибо что еще можно было с ними сделать?

Рейнджер Аллен был похож на медведя, с бочкообразной грудью, бородой и очками в темной оправе. Он был примерно ее возраста, но уж очень неряшлив. Его рубашка рейнджера национального парка была расстегнута, и на ней красовалось жирное пятно выше и правее пупа. От его нестриженых лохматых волос несло табаком, а от одежды разило кисловатым запахом немытого тела. В дневное время он служил рейнджером в Государственном парке Берлина и ихтиозавров, на территории которого находились Берлин, забытый богом город-призрак времен Комстокской Жилы, и окаменелые останки ихтиозавра, доисторической морской рептилии, жившей в океане, который когда-то покрывал нагорье Большой Бассейн. По вечерам Аллен вел на местном радио передачи о наблюдениях за инопланетянами и об их уловках, а также рассказывал истории о привидениях и правительственном заговоре. Дэл был самым преданным слушателем Аллена.

Они познакомились с ним в Берлине, где он работал, и Рут увидела, как расширились глаза ее детей, когда они туда приехали. В экспозицию входило несколько полуразрушенных шахтерских лачуг, сломанная повозка, которую раньше запрягали волами, и деревянная конторка с замысловатой резьбой. Кто-то также оптимистично поставил клетку с тощим молодым львом среди скопления давно заброшенных домов. Невадский песок, поднятый диким ветром пустыни, закручивался в смерчи, ударяющие в деревянные стены, с которых под их воздействием давно облезла вся краска. Рут заметила по меньшей мере пять тарантулов, путешествующих по городу-призраку. Тарантулы и жара досаждали особенно сильно. Последняя ощущалась, даже несмотря на то что стоял октябрь и день выдался относительно прохладным. Она чувствовала себя опустошенной и выжатой, скорее изюмом, чем виноградом. Ей не хотелось впускать это место к себе в душу. Там и без того было много тяжелого.

– Здравствуй, Рут, – поприветствовал ее Аллен и кивнул, но при этом не улыбнулся. Напротив, он выглядел озадаченным.

– Привет, Аллен, – поздоровалась Рут и вонзила ногти в обе ладони. Не отступай. Не позволяй ему сказать «нет». – Я хочу поговорить о табличке «Требуется помощь», которую я видела в городе.

– Вот как? – Аллен почесал бороду. – В основном это не работа, а сущая каторга. Чистка выгребных ям. Сбор мусора. Ничего особо интересного.

Нэнси и Бренда захихикали, и они с Алленом повернулись к детям.

– А мне и не нужно интересное, – заявила Рут.