– Алис, а Екатерина Николаевна, это кто? Сестра?

– У него нет сестры.

Больше вопросов Владик не задает, но мне хватило и этого, я начинаю спрашивать сама себя. Кто это? В глазах темнеет, не вижу и не понимаю, куда мы едем. Радио поет, поет что-то абстрактное, мозг вырывает отдельные фразы: «Ты уснула в кольце рек, а хотела в кольце рук… Забери меня куда-то в даль… Ты именно та, а не подделка из Китая… Моя музыка полна тобой…».

– Лис, мы приехали.

Киваю, открываю дверцу, встаю. Солнце печет, даже в платье жарко, в руках сжимаю документы на Викторию, а голова кружится.

– Алиса! У тебя кровь!

Лениво поворачиваю голову, где кровь? В глаза бросается пятно на сиденье, и правда кровь. Понимаю, что ногам мокро, опускаю глаза, под ногами тоже кровь. Вдруг перед глазами Владик, белый, мне даже странно, хочу что-то сказать, но язык не шевелится, и я чувствую, что все вокруг начинает кружиться.

Сознание пятнами, то темно, то, наоборот, ярко, крик сирен, какие-то люди, меня почему-то везут на каталке, вижу лишь яркие лампы, и Влад, чувствую его руку, горячую, мокрую. Хочу ему что-то сказать, но язык не шевелится, во рту все сухо. Неожиданно меня пронзают приступы боли, прямо в живот, передо мной стоит Саныч и метится своим кёрхером мне в живот, я хочу крикнуть ему, что в живот нельзя, но не успеваю, и он бьет струей воды под высоким давлением. Мне больно, нестерпимо больно, мне кажется, что меня выворачивают, что мои кишки тянут как струны расстроенной гитары, что в них тыкают иглами, что в меня льют расплавленный свинец.

Крик, крик младенца, я знаю этот крик, это моя девочка, моя Алёна, Алёна Игнатьевна, собираю все силы, открываю глаза, маленький человечек, я только вижу, воспаленными глазами вижу порожденное собою существо. Она еще вся в крови, но у нее уже есть папины темно-русые волосы и мягкий тембр голоса, у нее папины серые глаза, папин прямой нос и моя родинка на пояснице в форме звезды. Кроме нас с ней есть еще люди, но я их не вижу, мне важно помочь ей, моей девочке, которая только шагнула в мир, которая еще только знакомится с ним. Снова темно, я плыву в темноте, но мне так важно найти моего ребенка, что я не чувствую ничего, кроме этого желания.

– Я сам ей скажу.

– Если будет нужна помощь психолога, то мы на втором этаже.

Я тяжело вздыхаю, набираюсь сил, открываю глаза. Сначала вижу все размытое, белая стена, белый халат, в нем Влад. Нахожу его карие глаза:

– Где Алёна?

Больше меня ничего не интересует. Возможно, я спрашиваю об этом слишком строго, но он сразу устремляется в сторону, наклоняется куда-то и подходит ко мне уже с белоснежным чудом, я вижу только маленький сверток, но дышать уже не могу. Он кладет девочку прямо мне в руки, но придерживает, понимая, что сил в моих руках нет.

– Она чудом выжила, у тебя была большая кровопотеря, сделали кесарево, раньше срока сделали, а она выжила.

Он замолкает, а я утопаю в её маленьком личике, таком решительном и беззащитном.

– У тебя молоко пропало, ты уже два дня без сознания, да и какое там молоко… – я не понимаю, о чем он говорит, какие два дня? Разве это важно? – Алис, у тебя удалили трубы, там было какое-то воспаление, говорят, теперь детей можно только искусственных, и кесарево тебе сделали, правда, какой-то современный шов с какой-то обработкой, со временем даже шрам почти полностью уйдет. Но так вышло, нельзя было иначе, могла и ты, и Алёна погибнуть.

– Это же всё не важно, Владик!

Растерянно смотрит на меня, а я смотрю на нее, на свою дочь.

Несколько дней проводим как в раю – Влад всегда рядом с нами, сам кормит Алёну, сам переодевает, делает всё очень нежно и уверенно, будто не в первый раз увидел новорожденного ребенка. Хотя я понимаю, что у него нет выбора, ведь если слабину даст он, то я точно сойду с ума. Когда меня уводят на процедуры, он остается с ней, держит на руках, чтоб я знала, что она в безопасности. С его заботливым отношением и тщательным уходом врачей моё самочувствие быстро приходит в норму, физическое, конечно, морально я до сих пор уничтожена.