На секунду замираю в нерешительности, опускаю глаза на свои руки, пальцы немного дрожат, поднимаю взгляд на него, упираюсь в его карие глаза и начинаю говорить, с самого начала, рассказываю ровно и спокойно, все детали, голос дрогнул лишь в том моменте, когда рассказываю, как Игнат уезжал в тот день, последний день, когда я его видела. Влад не перебивает, кивает мне, иногда меняет позу, и выражение лица меняется: то сострадание, то недоумение.

– И потом я прилетела к вам, я почему-то была уверенна, что Игнат прилетит неделей позже, но он все никак не летит, и папа молчит.

– Мне не нравится эта история.

Влад молчит бесконечные несколько минут, и я молчу. Молчу, пронзенная своей тоской.

– Тебе надо переехать ко мне.

– Что это изменит?

– Старикам будет спокойнее, им вообще лучше думать, что ты обратно улетела.

– Почему?

– Скоро живот станет виден отчетливее, они начнут задавать вопросы, переживать, к тебе с расспросами лезть, а так и им спокойнее, и тебе.

– Я надеялась, что скоро поеду домой.

– Лис, история эта вся очень странная. Почему он сам тебя не ищет? Не бывает такого в современном мире, чтобы с его связями не иметь возможности найти тебя или с дядей Сашей связаться.

– Может, ему стыдно? За эту всю ситуацию.

– Людям, которые такое проворачивают, не стыдно. Ты его жена, вы с ним не сорок лет прожили, когда чувства утихают, вы в самом начале, на пике своей любви. Если он тебя до сих пор не нашел, значит, ему либо помешали, либо ему плевать.

– Ему не плевать! – обиженно восклицаю я.

– Значит, помешали, – миролюбиво соглашается Влад, – неспокойно мне.

– Там в России остались документы, по которым он может меня найти, это было написано.

– В сумке твоей закопанной?

– Угу.

– Я смогу найти эту сумку?

Пожимаю плечами, я теперь и сама не сразу её найду, ту сумку.

– Может, нам весной слетать туда?

– Надо с папой посоветоваться.

Влад только рукой махнул:

– Твой папа, похоже, не слишком озабочен тем, чтобы вы встретились, как я понял, он вообще от него не в восторге. Ты уверенна, что он его ищет?

Я хочу сказать «да!», но что-то заставляет задуматься. Я хорошо знаю папин уровень влияния, знаю, на что способны его связи, его деньги, в конце концов.

– В общем, смотри, завтра едем ко мне, если до весны Игнат не найдется, то в апреле полетим вместе в Россию, найдем твою сумку, активируем всё, что там есть, ну и надеюсь, получим результат.

Мне становится немного смешно:

– Думаешь, за зиму там не испортится все?

– Ну сим-карту, может, и заблокируют, а документы-то нет. Будем по этим документам путевки покупать, в больницу ходить, услуги заказывать, где только можно.

– А почему весной? Почему не завтра?

– Дадим шанс папе твоему его отыскать, и отпуск у меня в апреле.

– А мне рожать в апреле.

– Вот и родишь на родине, все сходится.

Его план не имеет никакой твердой основы, но он имеет определенность – апрель. Меня это вполне устраивает.

Тем же вечером Влад говорит родителям, что забирает меня к себе, они не против, даже рады, потому что считают, что мне с ними, стариками, скучно. Влад ночует у нас, вечером помогает с вещами, утром мы уезжаем вместе, он заносит мои сумки в свою квартиру, оставляет ключи и уезжает на работу.

Влад живет в маленькой квартире: две комнаты и кухня, очень скромный ремонт, скромная мебель, тут все слишком скромно. Даже посуда. Даже шторы, техника, вид из окна, ковер на полу. Всё скромно, но в этой скромности я обретаю покой.

Мы живем как молодая семья, только что спим в разных постелях, вернее, диванах. Утром я провожаю его на работу, открываю сайт с рецептами и начинаю готовить. К моему удивлению, каждое блюдо получается вкусным. Обедает он чаще прямо на работе, но я использую все свое обаяние, прохожу мимо охраны его офиса и обед провожу с ним. Потом я смотрю фильмы, или читаю, или гуляю. Зима в Варшаве довольно мягкая – плюс шесть или плюс два, туманы. Снега практически не бывает. Туман кажется мне чем-то романтически загадочным, люди в нем теряются, размываются, иногда мне кажется, что вот-вот из тумана мне навстречу шагнет Игнат, но это, конечно, только фантазия. Зато в декабре мне начинает мерещиться лицо Саныча, который пытал меня в августе, это происходит так неожиданно, что я чувствую приступы тошноты и паники, от которой нечем дышать. Влад говорит, что это гормональные сдвиги, я не спорю. Вечера мы проводим вместе, часто посещаем его друзей, или друзья бывают у нас, играем в настольные игры, ребята курят травку, я угощаю их домашними канапешками.