Моя юность несколько прозаичней…

Порой в наш старый дом, поражающий своими просторами, приходят женщины из социальной службы. Что о них сказать? Приходить – это их прямая обязанность. Они действительно делают это, потому что вынуждены. Когда ты практически обездвижен, начинаешь внимательней читать эмоции на лицах собеседников. Вынужденность – единственная эмоция на лицах этих дам. И я им не завидую – подружиться со мной на самом деле сложно.

И каждый раз от них я слышу почти одно и то же. Но сегодня прозвучало что-то новенькое. Моя наставница просто вышла из себя, узнав, что я грублю бабуле и совсем не помогаю по дому.

– Посмотри, как живут другие! – её голос взметнулся в верхний регистр, переходя на повышенные тона.

Я всё ждала, когда же обозначится пик этой несдержанности, этого чиновничьего снобизма, этого абсолютного нежелания хотя бы на миг вспомнить себя подростком и понять мои чувства. Я ждала, когда она сорвётся и, в конце концов, произнесёт это слово. Нет, что вы, в этом слове нет ничего постыдного – оно бесконечно звучит во всяких конкурсных положениях, документальных постановлениях, оно на устах у тысяч-тысяч людей на всей планете. Но для меня в его звучании есть проблема.

– …Они участвуют в соревнованиях! Защищают честь нашего района! А какие у них получаются поделки – не каждый способен смастерить такую красоту и двумя руками. А они умудряются одной! – в конце своей тирады, не найдя отклика в моих глазах, она не выдерживает и восклицает: – Инвалиды нашего города известны во всей республике! Наша молодёжь – это творческие развитые люди. Они следят за своим здоровьем, участвуют в спортивных состязаниях. Они талантливы – поют, рисуют, пляшут! А ты…

– Уж простите, – каюсь я, не скрывая иронии, – я бы с радостью ушла из вашего инвалидного общества, дабы не портить статистику по району. Но, увы, на одной ноге далеко не ускачешь. Кстати, вы пробовали?

– Что? – возмущаются моему хамству.

Как можно было ей – поборнице справедливости, ревностной защитнице прав всех, кто ограничен физически, – задавать такие неподобающие вопросы? Возмущение отпечаталось в гряде морщин на застывшем чопорном лице.

Ничего-то она не понимает. Разве инвалид – это тот, кто не может ходить? Нет, поверьте, всё куда сложнее. Инвалид – это тот, кто не способен к милосердию. Вы подумайте, её жертва – это бумажки, отчёты для бога всей её жизни – управления социальной поддержки. И убогая бумажная жертва куда важнее для этой идолопоклонницы, чем сочувствие. Ведомство кормит её, а она ему служит, боясь развить в сердце хоть каплю любви к подопечным. Но, думаю, тот, кто живёт там, куда нам не допрыгнуть, отвергнул бы её со всеми кипищами отчётов о проделанной работе, не поставив ей в цену ни гроша. И я его понимаю. Он желает увидеть братскую любовь между своими детьми, а не дикие войны. В которых они якобы пытаются защитить Бога. Люди ставят десятки свеч перед иконами, а потом возвращаются домой и в семейных склоках срываются на близких. Они просят прощения у Бога, когда им плохо, но сами затаивают обиду на других не на один день и даже год. Они не могут пообщаться, послушать сердцем, проявить искреннее участие – им проще заполнить бумажку, пресловутый документ с пометкой «инвалидность».

Вы знаете, что значит слово «invalidus»? Если нет, то в этом нет ничего зазорного – в вашей карточке ведь нет пометки с этим словом. Я раньше тоже не задумывалась о значении латыни. «Бессильный» и «недействительный» – вот что оно значит. Ах, эта грубоватая, уставшая от бесконечных походов по своим подопечным женщина назвала меня «инвалидом». Я настолько бессильна? Я недействительна?