– Понять что? О чём ты?! Я… Столько всего натворил… Эжен… Да и Виктор… А теперь Жан и Монсары! Я врал им почти две недели! Тогда я так и не нашёл в себе смелости признаться, что я не Виктор!.. Стоило хотя бы на миг представить, какими глазами на меня после такого откровения посмотрит Марианна… Я не посмел. Как и теперь, на посмел обо всём рассказать маме… Я…

Молодой граф вдруг осёкся, перевёл дыхание и… снова поднял на Пита горький взгляд:

– Тебе надо перестать меня так опекать. Да, я уже много раз доказал правоту Эжена, насчет "гнилой души", но я с молоком матери усвоил, что для самоубийства не может быть никакого оправдания. Так что нет, я не наложу на себя руки. Придётся тебе ещё какое-то время побегать за мной за живым. А мне… Придется вот с этим со всем жить.

– Но порой я сомневаюсь, что у тебя хватит на это сил, – сокрушённо вздохнул Пит, – Такая боль…

И тут Антуан невесело рассмеялся:

– Ты не понял?! Я тренированный! Я познакомился с этой, как ты говоришь, болью уже шесть лет назад, росту вместе с нею. Ещё бы она меня чему-нибудь научила…

Пит тут же вскинулся, уже собрался было что-то возразить, но Антуан отрицательно повёл головой, так без слов попросил остановиться, да и сам больше не проронил ни звука. Так в тишине они и завершили ужин, легли спать, только обоим не спалось…

Пит заметил, что за окном уже начало светать, и это открытие принесло какое-то тупое чувство облегчения, мол вот и заканчивается эта долгая-долгая ночь. Такой и стала последняя ясная мысль в его голове, а уже в следующее мгновение он провалился в объятия сонного небытия.

Обратив внимание на то, что дыхание брианца стало громче, чётче, более размеренным, Антуан понял, что всё-таки его план может быть осуществлён. Молодой граф лежал в кровати одетым, как и Пит. Теперь надо было лишь обуться, но Антуан решил сделать это только за порогом комнаты. Взяв в руки сапоги, плащ, шляпу и шпагу, он совершенно бесшумно выбрался в коридор. Лишь ключ в замке предательски щёлкнул. Всё, получилось!

Окрылённый этой маленькой победой уже обутый Антуан спустился в главную залу. Гостиница ещё только-только начала просыпаться: была слышна какая-то возня на кухне и во дворе, но здесь, в зале, пока было сумрачно, утренняя заря не спешила развеять царившую здесь дремоту. Оно бы и ладно, но неожиданно разыгравшаяся жажда заставила Антуан пожалеть о том, что не у кого попросить воды. Что ж, он решил разобраться с этим самостоятельно, подошёл к барной стойке, быстро проверил содержимое кувшинов и кружек, и уверовав в то, что придётся-таки открыть какую-нибудь винную бутылку, уже хотел было сделать это, но не успел. Дверь, ведущая в хозяйские комнаты, открылась, и на пороге появился заспанный Росэ-старший. Он от души потянулся, смачно зевнул и тут же начал ожесточённо тереть глаза, но мираж в образе молодого графа никак не желал развеяться:

– Господин де Валеньи? Вы?! – всё-таки решил уточнить он, – Но как же это… Неужели вы уже покидаете нас?!

– Покидаю? О, нет… Пока нет, – и Антуан неловко улыбнулся в ответ, – Просто мне сегодня не спалось, вот я и решил прогуляться… Скажи, милейший, где в этом доме можно найти чистую воду?

– Воду? Пить? Вы точно не хотите вина? – и взгляд хозяина гостиницы скользнул по бутылке, которую молодой граф продолжал держать в руках.

Что ж, Антуан вернул её на барную стойку:

– Воды будет достаточно. Так…

– Да-да, конечно, – и Росэ-старший поспешил выполнить просьбу, мысленно удивляясь, почему Антуан не напился в своей комнате, где воды предостаточно. Но следующий вопрос удивил его ещё больше.