Видимо, для этого было достаточно оснований.

Тем не менее, возвращение в Финляндию способствовало восстановлению прежнего течения духовной жизни, которое было нарушено войной. Правда, старого Валаама больше не было. Остатки братии были поселены на новом месте, в усадьбе на южном берегу живописного озера Юоярви рядом с деревней Папинниеми округа Хейнявеси. Это место получило название Новый Валаам. Старец Ефрем продолжал окормлять монахиню Марию вплоть до 1947 года, когда 13/26 марта иеросхимонах Ефрем мирно отошёл ко Господу.

После кончины духовного отца связь с древней монашеской обителью не прервалась. По свидетельству архимандрита Пантелеимона, настоятеля Ново-Валаамского монастыря, в этот период времени монахиню Марию на квартире в Хельсинки навещал другой валаамский старец – схиигумен Иоанн (в миру Иван Алексеевич Алексеев, 14/27.02.1873–†24.05/6.06.1958)208.

Такие визиты не были редкостью и случались всякий раз, когда отец Иоанн приезжал в Хельсинки погостить у своих духовных чад. Для монахини Марии отец Иоанн занял место усопшего отца Ефрема.

Но схиигумен Иоанн был не единственным наставником. Как рассказывает иеромонах Арсений, в тот период большую роль в духовной жизни монахини Марии играл православный священник отец Михаил Казанко, который стал её духовником. Они были знакомы ещё по Выборгу, когда монахиня Мария была прихожанкой Преображенского кафедрального собора, где отец Михаил служил настоятелем. По крайней мере, в книге Власова он упоминается именно как «молодой настоятель». «В сером подряснике, с украинским говорком, он был более похож на пчеловода…»209

Позднее о. Михаил уехал в Хельсинки. В книге Власова утверждается, что монахиня Мария почему-то не любила его. Быть может, Власов не совсем точен: в нелюбви к православному духовенству трудно упрекнуть монахиню Марию. А может быть, это неудовольствие было вызвано расхождением в чисто духовных вопросах. Во всяком случае, в «Трудах Тобольской Духовной Семинарии» есть указания на то, что священник Михаил Казанко в своём духовном мировоззрении был не чужд идей Владимира Соловьёва и их преломлений в философии Н. А. Бердяева, что могло найти отражение в особенностях священнической практики210.

На то, что определённые трудности во взаимоотношениях вполне могли возникнуть, указывает письмо к монахине Марии схиигумена Иоанна, где по поводу её исповеди у другого священника, о. Владимира, о. Иоанн пишет: «Исповедью отца Владимира получила смущение, что делать, потерпи, не унывай. Белое духовенство всегда как-то от монашествующих требует строгих подвигов…» (полный текст письма приведён ниже).

Православный приход объединил многих русских людей, оказавшихся, как и Анна Танеева, оторванными от своей Родины и стремившихся к более глубокому изучению вопросов духовной жизни. Архимандрит Пантелеимон пишет, что жизнь прихода, состоявшего в основном из русских эмигрантов, была, конечно же, богата событиями. Он упоминает о Русском студенческом кружке, который был организован по благословению валаамского старца схиигумена Иоанна его духовной дочерью Еленой Акселевной Армфельт. Эту женщину связывала с о. Иоанном крепкая дружба. «Кружок поддерживай, – писал он ей, – хоть и мало соберутся. Почитайте и поговорите. Конечно, о духовном будут слушать только расположенные к духовной жизни. Вообще духовное с трудом стяжается»211.

По-видимому, именно об этом объединении упоминает о. Арсений, когда пишет, что «Анна была не одинока в своих духовных исканиях. Многие, кто жили в Хельсинки и находились под опекой отца Иоанна, размышляли над этими вопросами. Они собирались на встречах, руководимых епископом Александром