Эти мучительные мысли не могли не волновать Анну Александровну, ставшую монахиней Марией. Но теперь рядом с ней был иеросхимонах Ефрем – её духовный отец. И он учил свою духовную дочь, что отныне её стезя – молитва. И не просто молитва за «дорогих и близких», но и за врагов и за тех, кто нуждается в молитвах, чтобы помочь им придти к осознанию своей неправды, к осознанию греха, к покаянию. Только это может спасти Россию. В письмах к своему духовному отцу иеросхимонаху Ефрему монахиня Мария смиренно подписывалась: «Преданная убогая дочка М.М.»186.

Соотечественники считали Анну Александровну Танееву тайной монахиней. Так оно и было, поскольку матушка Мария была лишена возможности нести свой монашеский подвиг в стенах монастыря. О причинах этого легко догадаться. Прежде всего – её увечье, которое с годами сказывалось всё больше, так что в последние годы жизни она могла передвигаться только на инвалидной коляске и, естественно, нуждалась в особом уходе. Не стоит говорить, что монастырские послушания были ей не под силу, а обременять своей немощью других не всякий решится.

По свидетельству отца Арсения (Хейкенена) в послесловии к книге Ирмели Вихерьююри «Фрейлина Императрицы Анна Вырубова», Анна Танеева пыталась поступить в Линтульский Св. Троицкий женский монастырь, расположенный недалеко от Выборга, в местечке Линтула (о. Арсений в статье указывает на расположение монастыря в Кивинеббе). Обитель окормлялась Валаамскими иноками, а на её открытии и освящении в 1894 году присутствовал св. праведный отец Иоанн Кронштадтский. Но на своё прошение Анна Александровна получила отказ из-за её неполадок со здоровьем, а также в связи с тем, что она не была приучена к тяжёлому сельскому труду.

Отец Арсений заинтересовался судьбой Анны Танеевой уже после её смерти. В его руках оказался архив, вернее, часть его, который был передан Верой Запеваловой, проживавшей к тому времени в доме престарелых. Он подчеркивает, что в то время многие из среды русских эмигрантов вступали на путь тайного монашества. Они не жили в монастыре, но, продолжая жить в миру внешне обычной жизнью, обязаны были исполнять ежедневное монашеское правило и приходить на богослужение в церковь. Отец Арсений уточняет, что монахиня Мария дала обет носить простую одежду и избегать светских удовольствий18713.

О её благочестивой жизни свидетельствует рассказ одного из наших соотечественников, который, будучи в командировке в Хельсинки в 60-е годы, посетил Успенский кафедральный собор. Его внимание привлекла пожилая женщина в инвалидной каталке. Узнав, что это Анна Вырубова, он был настолько обескуражен, что на её неожиданный вопрос: «А вы, молодой человек, приехали из России?» – вдруг гордо отчеканил: «Из Советского Союза!!!» – и почему-то перекрестился… На этом их «беседа» и завершилась…188

Этот случай, несмотря на его курьёзность, свидетельствует, что до конца своих дней Анна Александровна Танеева (тайная монахиня Мария) хранила любовь к Божьему храму и церковному благочестию.

Жизнь монахини Марии была далека от идиллии. «Анна Танеева избегала местного эмигрантского общества, они с матерью вели уединенный образ жизни. Круг знакомых, с которыми встречались, был ограничен двумя-тремя семьями. Чтобы меньше видеть русских, в храм и в баню ходили в определённое время. Новости узнавали в кино и по радио. Газет и журналов не читали, знакомясь лишь с православной литературой. Жили за счёт материальной помощи знакомых и продажи ценных вещей, которые удалось вывезти из Петрограда»189.

О причине такой осторожности легко догадаться. Русское население Выборга, отошедшего к Финляндии, превратилось в «эмиграцию». В обществе новых русских «эмигрантов» было немало тех, для кого Анна Вырубова по-прежнему являлась символом «тёмного» периода в истории России. Для них она всё ещё была одной из главных виновниц трагедии, и ничто не могло их в этом разубедить. Умонастроение русского окружения ничем не отличалось от того, с чем Анне Александровне уже пришлось столкнуться в России накануне революции, разве что ситуация была ослаблена обездоленностью русских беженцев, подавленностью общей бедой, а также разбавленностью русской «эмиграции» финским населением. Чтобы не возбуждать к себе чувств озлобления, не провоцировать оскорбительных выпадов в свой адрес, Анне Танеевой пришлось поневоле затаиться, стараться меньше проявлять себя. Но это совершенно не противоречило её желанию уединиться, насколько это было возможно, и в тишине, вдали от мирской суеты предаться богомыслию и молитве. И ей это удалось.