– Вот что придумал сей славный младень: я сразу понял, что это даст нам немалую выгоду перед кочевниками. Да и тут, дома, мы им тоже можем пользоваться на всякую потребу. Ну-ка, прокатись!

Преслав укрепил стойку и покатил по помосту, вызвав удивлённый гул восклицаний у тех, кто видел, на чём он едет.

– Мыслю так, – продолжил Остромысл, – подняв руку, дабы прекратить шум, – что нам надо наготовить таких колёс довольно много, чтобы со следующим обозом отправить их дружинам: нет ничего лучшего для преодоления пути гонцами. Кочевники, всегда выглядывающие верхового, видимого среди самых высоких трав, вполне могут вовсе не заметить человека словно бы пешего и так скоро бегущего. Да они, вероятнее всего, и не подумают, что это человек, а решат, что зверь какой-нибудь. Так что гонцы наши останутся целыми и невредимыми и благополучно доберутся к тем, к кому их отправили с вестями.

И, помолчав, спросил у старейшин:

– Что скажете, мужи? Что скажете, железных дел мастера?

Мастера подошли поближе к помосту, стали рассматривать диковинное колесо и расспрашивать Преслава, спрыгнувшего к ним, почему колесо двойное и зачем ему прутки, соединяющие две плоскости. Преслав спокойно объяснял, что двойное оно для устойчивости, а прутки мешают половинам распасться и гасят толчки от неровностей при движении. Всё это он выковал на домашнем горне, хотя и негоже вроде боярскому сыну чёрной работой заниматься. Зато своя рука владыка: пока объясняешь работнику, как надо ковать, уже сам сделал, как требовалось. Стойка необходима для управления колесом и для удерживания при движении, а подножки двигают колесо вперёд.

– Понимаю, что это не самое лучшее, что можно придумать, но я ведь и не железных дел мастер, – почти оправдывался Преслав.

Железоделы внимательно всё рассмотрели, подивились, как сами до такого не додумались и тут же сообразили, как можно сделать колесо ещё более быстрым: для этого потребовалось крепление стойки оставить там же, в центре, а подножки сместить ближе к краям плоскостей колеса. Ну и удлинить прутки, сделав его ещё более устойчивым.

– Добро, – сказал князь. – Я рад, что вы одобрили мою мысль. Скажите же мне – как скоро и сколькими мастерами можно будет выковать хотя бы по десятку на дружину таких колёс?

– Да дело-то нехитрое – выковать две плоскости, но может, мы ещё маленько помозгуем, как бы колесо это сделать ещё более выносливым и быстрым. Ведь скорость, мыслю, тут главной должна быть? Ну и не должно оно развалиться, если за гонцом погонятся кочевники? Сам говорил, княже, что людей нам терять никак нельзя!

– Не только говорил, но это важнейшим считаю! И всех прошу так же считать! Человека вырастить – сколько времени надо, а воя либо работника из него сделать – ещё несколько лет надо. Мы никак не можем людей терять! Они нам живыми и невредимыми все нужны!

– Тогда позволь нам всем вместе денёк помозговать. А после придём к тебе и покажем, что надумали.

– Добро!

И уже ко всем собравшимся на площади обратился:

– Молодчина боярич, ишь какую штуку выдумал! Того же жду и от вас, и не только от мастеровитых людей, но и от всех вообще. Думайте все, как воям нашим помочь кочевников победить! Как их пребывание к крепостях удобным и как можно более лёгким сделать!

Многие ведь помнят ещё, чего нам стоил их прошлый набег. И я зарок тогда себе самому дал, что набег тот будет последним! Если и вы уверены, что мы должны эти налёты прекратить, помогайте же все нашим дружинникам этого достичь!

Тяжело гружённые обозы двигались медленно и это усиливало опасность. Конное охранение всех трёх дружин двигалось перед обозом и с обеих сторон, внимательно наблюдая, не покажутся ли где ордынцы. Кроме того, далеко вперёд обоза была во все стороны выслана разведка, которая пользовалась любым возвышением, чтобы как можно дальше обозреть степь, выискивая любое подозрительное движение. Пока всё было спокойно. Но тот, кто доверился бы этому спокойствию, мог бы останавливаться в любом месте и начинать рыть себе могилу. Кочевники, обитатели степи, умели так прятаться, так сливаться с местностью, что иногда можно было их в метре от себя не углядеть. А за это цена одна – жизнь.