– Из всех жителей только Стив Гринберг – единственный, кому удалось выжить в той бойне, – шериф замолчал, вспоминая подробности. Он взял ручку со стола и, задумчиво прокрутив ее в руке несколько раз, положил на то же самое место. – Стива обнаружили без сознания в одной из комнат его дома. Утром двадцать второго января ему пришлось совсем несладко, несмотря на то, что ему удалось пережить ночь. Тогда он потерял правую руку, впрочем, как и разум. Того, что он успел увидеть, было достаточно, чтобы загреметь в психиатрическую больницу. Вот уже девять лет он там находится, а шансов выйти у него никаких нет.

Шериф говорил так, словно он был в то утро на месте происшествия. Видно, что он не раз пересказывал эту историю, детали дела прочно запали ему в память. Джеймса терзало сильное сомнение, а что если шериф все сейчас выдумывает? Если он врет, то у него это блестяще получается.

– Впрочем, это неудивительно, что Стив тронулся, – заключил Огден. – Он все видел. Тогда он был вместе с семьей, две дочери и жена. Младшей дочери было всего одиннадцать лет. Она из тех, что бесследно исчезли. Жену обнаружили лежащей на полу кухни в луже собственной крови. Ей нанесли порядка тридцати ранений разного характера, – лицо Огдена немного скривилось, словно он сейчас смотрит на фотографию с того места преступления. На службе ему довелось повидать много убийств, но с такой жестокой расправой он столкнулся впервые. – Старшую дочь постигла другая участь, не менее страшная. Ее нашли в десяти метрах от лесного озера, – Шериф сделал паузу. Он погладил волосы на затылке и задумчиво посмотрел вверх.

Джеймс заметил, что Огден немного занервничал. Тот потушил сигарету и оставил ее в пепельнице. Казалось, что шериф сейчас борется с двумя желаниями, одно из них – продолжить говорить, а другое – проскочить этот эпизод. Но он выбрал первое.

– Она лежала на земле с перегрызенным горлом, – шериф снова сделал паузу. Он постучал пальцами по крышке стола и, сжав губы, посмотрел в сторону Джеймса. – У нее была обглодана правая нога, а на левой – глубокая рваная рана. Скорее всего, это сделал крупный хищник, но определить, что за зверь на нее напал, не удалось. В любом случае он был достаточно большим, чтобы справиться с жертвой.

– А знаете, что самое интересное в этой истории? – спросил Огден, он откинулся на спинку кресла, положив ногу на ногу. – Ни волк, ни медведь не могли такое сделать, тем более что отпечатки лап на земле им не принадлежат. По следам удалось выяснить, что она бежала, а зверь гнался за ней. Но потом ее следы обрываются, хотя до воды еще метров десять. Интересное вот в чем, – шериф посмотрел Джеймсу в глаза, – над тем местом, где следы оборвались, нет ветвей, за которые можно было ухватиться. Но лапы животного оставили глубокие следы, характер которых дает право предположить, что зверь вытягивал жертву. Повторяю, следы девочки оборвались, она не сопротивлялась, во всяком случае, не на земле, – он положил руки на стол, скрепив пальцы в замок, – я знаю, это прозвучит нелепо, но выходит, что зверь вытаскивал ее из воздуха.

«Все понятно, ты просто хочешь напугать меня», – подумал Джеймс. Он посмотрел на Огдена, пытаясь уловить нотки розыгрыша на его лице, которых не было в его голосе. Как можно зависнуть в воздухе, да еще и заставить попотеть немаленького хищника? Я на такое не поведусь, нет. Но лицо шерифа не выдавало подвоха, напротив, на нем была такая же озадаченность и непонимание, как и на лице Джеймса.

– Вы это серьезно? – удивленно спросил Джеймс, поправившись в кресле. Он хотел было сказать Огдену, что тому не удастся заставить его поверить в эту чушь. Того о чем Огден говорит, попросту не может быть. «Шериф, наверное, только и ждет, что у меня глаза на лоб полезут от страха, и тогда он рассмеется», – подумал с опаской Джеймс. Но Огден прервал его раздумья.