На кухонной столешнице сидела Аклис Утерра и руками поедала огромный кусок торта. Она жевала и глотала так быстро, словно впервые дорвалась до выпечки. Я шаркнула ногой по полу, и подруга резко повернулась.
– П-прости, это так вкушно! Впервые за долгое время хочется куфать, – сказала она с набитым ртом.
– А тарелку с вилкой не судьба достать? – усмехнулась я и открыла дверцу шкафчика.
– Я как-то… и не подумала даже.
Широкая улыбка завладела моими губами. Приятно слушать, как Аклис общается полными предложениями. Когда она только вернулась из мира мертвых, подруга напоминала робота: смотрела в одну точку, говорила обрывками и раздражалась от любой мелочи. Мучительно медленно она становилась похожа на человека.
Прямо как Ратбоун в Меридиане.
Я вручила Аклис посуду, она послушно переложила кусок торта на блюдце, но взялась за вилку грязной рукой.
– Кто из нас теперь олененок? – улыбнулась я.
– Я напоминаю животное, которое лишь учиться ходить? – спросила Аклис и тяжело вздохнула.
В каком-то смысле так и было.
– Нет, ты просто стала такой же милой. И тебя хочется затискать!
Аклис прыснула, и на душе у меня вдруг стало невероятно хорошо.
– Мне кажется, пора принять дозу магии. Этот торт совершенно не помогает утолить голод, – заметила она.
Неудивительно. Ратбоун рассказывал, что человеческая еда ничего не дает бледнокровкам. Она в принципе не усваивается, хотя и имеет вкус. Съеденный кусок торта позже пройдет по пищеварительной системе Аклис, но выйдет, уж простите, с другого конца практически в неизменном виде.
– Именно поэтому Ратбоун советует ничего не есть, только пить, – напомнила ей я.
Подруга кивнула и слезла со столешницы. Синяки под ее глазами потемнели с нашей последней встречи. Кожа походила на рисовую бумагу, а бирюзовые вены выпучились от усталости.
Я коснулась ее плеча – Аклис предпочитала, чтобы я ее не обнимала – и направила силу. Связь с ней не напоминала мне золото, как у нас с Ратбоуном, цветом подруги был фиолетовый. Неудивительно, что я придумала именно такую ассоциацию, ведь она часто красила волосы в этот оттенок. Однако теперь цвет спустился ближе к кончикам и побледнел.
Волосы и ногти бледнокровок продолжают расти, и в целом они напоминают обычных людей за исключением вида питания, наличия магии и детородных способностей. Магия курсирует по венам воскрешенных, превращаясь в особенную кровь, которая запускает их органы и метаболические процессы. Вот только вернуть прежние волшебные способности или помочь произвести потомство некромансия не может – у смерти должны быть последствия. Природа любит баланс, именно поэтому лишившись источника магии теней, бледнокровки почти сразу же умирают снова.
– Достаточно? – уточнила я и убрала руку.
Аклис кивнула. Между нами повисла неловкая тишина.
Дверь в кухню распахнулась, и в проеме появилась кудрявая голова Сиены.
– Мора, тебя Гарцель повсюду ищет! Она ждет в кабинете, – сказала ведьма, восстанавливая дыхание.
– Что-то случилось?
Сиена пожала плечами.
Колени задрожали, и я поплелась за ведьмой на ватных ногах.
В кабинет Гарцель, где чаще всего собиралось Верховенство теней, свет проходил через призму замысловатого витража. Узоры на стекле формировали дерево с раскидистыми ветками.
Каждую неделю Гарцель приглашала меня в свой кабинет, чтобы поговорить об истории Дома теней и некромансии. Но чаще она пыталась вытянуть из меня скрытую правду, словно психолог на приеме. Вот и сейчас Гарцель сидела на своем любимом кожаном кресле, но не за столом, а рядом с диванчиком. Я неловко переступала с ноги на ногу у входа.