Мы сели на серое покрывало, и я коснулась его рукой. Мягкий ворс был прохладный на ощупь. И хотя Ратбоун не спал, он проводил ночи в этой постели, как мне представлялось, за чтением книг, комиксов и размышлением о смысле жизни. Ратбоун уставился на свои ноги, а затем дважды похлопал себя по коленке, словно с трудом решился сказать:

– Не хочешь выбраться отсюда как-нибудь?

– Куда? – В моем голосе звучал энтузиазм, хотя внутри я чувствовала страх.

Я вытерла внезапно вспотевшие ладони о брюки.

– Мы могли бы съездить в город. На настоящее свидание.

Нервно сглотнув, я сосредоточила взгляд на лампе, что стояла у кровати. Я очень хотела быть с Ратбоуном, но при этом не доверяла нашей связи. Он заботился обо мне и не наседал, а я избегала его. Что со мной не так?

– Я знаю, что ты сейчас очень занята и все события ужасно на тебя давят. Считай эту поездку подарком мне на праздник, – низким голосом произнес он и сложил руки в молитвенном жесте.

Я не удержалась и посмотрела ему в глаза. Золотые зрачки поблескивали в тусклом освещении и очаровывали. Парнишка, должно быть, приворожил меня.

– Хорошо. Мы можем съездить в Сельгар на следующих выходных.

Губы Ратбоуна расплылись в сахарной улыбке, так и хотелось лизнуть их. Лицо парня точно загоралось всякий раз, когда тот был рад. Ну вот как я могу отказать?

Ратбоун притянул меня к себе, и мы улеглись на его кровать. Я сжалась, опасаясь, что он снова предложит мне остаться на ночь.

Он не предложил. Это вызвало печаль и принесло облегчение одновременно.

Я коснулась его лба, и тот показался слишком холодным.

– Пора подпитаться? – спросила я у Ратбоуна.

Он неохотно кивнул. Я переместила руку с его лба на щеку и представила, как по золотистой ниточке моя сила перетекает к нему. Теперь, когда между нами образовался завет, ни один другой некромансер не может восполнить его запасы дольше, чем на пару часов. Как объяснила Гарцель, завет привязал бледнокровку именно к моему личному виду магии.

– Достаточно, – остановил меня он. – Я чувствую, ты сегодня устала.

Меня вовсе не пугал тот факт, что я обязана поддерживать его жизнь до конца своих дней. Я не стала бы жалеть силы ради того, чтобы невинный человек жил. Ратбоун умер преждевременно и несправедливо. Я надеялась, что ад существует, потому что Миносу только там и место.

Но связь на эмоциональном уровне… Пока что она была односторонней: Ратбоун чувствовал мое настроение, знал, когда я голодная или уставшая. Он наверняка ощущал мою ложь.

Перед ним я – раскрытая книга. От полного проникновения в мою голову его словно отделяла тонкая вуаль. А что, если он увидит тьму, что пряталась в уголках моих мыслей? Или настойчивое присутствие чужака?

А что, если он разочаруется во мне из-за того, что узнает?

«Мор-р-ра-а-а…» – услышала я и дернулась, едва не свалившись с кровати на пол.

Меня замутило, комната закружилась перед глазами, а пальцы похолодели. Ратбоун, наверное, обеспокоенно щупал меня, пытался привести в чувства, но я перестала осознавать и его, и себя. Взгляд заволокло чернотой, тело будто окатили ледяной водой. Мама падает на пол подземелья, в лужу собственной крови… И в этом моя вина.

– Кажется… мне… надо прилечь, надо поспать, – пробормотала я, осторожно поднимаясь.

Еле держась на ногах, я пыталась заверить Ратбоуна, что доберусь до своей спальни сама. Он, конечно же, не послушал и проводил меня. По дороге мне стало легче. Что бы это ни было, оно достало из меня когти.

Но надолго ли?

Во сне я шла по подземелью.

Внутри было сыро и промозгло. Мои ботинки хлюпали в лужах, а со стен лилась вода. Стаккато капель раздавалось эхом. Я не видела конца тоннеля, но продолжала идти.