Его уверенность и стойкость все больше злили местное население, разжигая суеверные первобытные подозрения. Чужой всегда вызывает у людей чувство отторжения. Что говорить о чужом, который не чувствует их неприязни и не боится трудностей, к которым сами они привыкали столетиями?

«Колдун!.. Колдун, вестимо!.. Черный маг!..» – зашептались в толпе.

Но Грегор продолжал бродить между подгнивающими и просоленными деревянными срубами в поисках места, где можно будет посеять чудо.

«Почему он бесцельно бродит рядом с нашими домами? Чего он хочет?» – спрашивали у себя люди и тут же находили ответ: «Не иначе как накладывает свои проклятия! Хочет извести нас!»

Тогда в людях проснулся древний страх – страх перед непознанным и непонятным. Через мгновение разъяренная толпа окружила старика. Их голоса слились в один – в голос страха, который кричал: «Уходи! Ты принес нам зло! Ты ответишь за это!»

– Я принес вам чудеса! – отвечал им МакВизард. – Я хочу сделать вас счастливее!

– Врешь! – скалилась и щетинилась, как напуганный дикий зверь, толпа, – ты нашлешь на нас беду!

Толпа выталкивала Грегора из деревни, шумела вокруг него, замахивалась своей когтистой лапой, готовая вот-вот нанести удар. Но старик не боялся ни людей, ни их страха. Улыбаясь, он уступил и позволил толпе вышвырнуть его к самой окраине, где жители с угрозами и проклятиями отступили, посчитав себя победителями.

И старик оказался у самого истока этого поселения – у скалистого обрыва, о который разбивались и ветер, и море.

– Какое удачное место, – подумал Грегор, – здесь, между деревней и стихиями, одолевающими ее, я и посею свое чудо, – решил он.

Старик встал почти на краю обрыва и задумчиво посмотрел в сторону горизонта сквозь морские брызги.

«Сколько еще чудес нужно посеять? Хватит ли их на такой огромный мир?» – вновь и вновь спрашивал себя МакВизард.

Он достал шкатулку и открыл её – чудес пока еще достаточно. Старик нежно посмотрел на крошечные зерна, несущие в себе такую огромную силу.

Как вдруг злой шутник ветер, которому совершенно не было дела до мира и до чудес, весело хохоча, выбил шкатулку из рук Грегора.

Чудеса посыпались прямо в море, и жадные волны проглотили их, даже не заметив. Старик отчаянным рывком постарался удержать шкатулку, но когда он, наконец, смог её поймать, на дне не осталось ни единого зернышка.

Ужас и пустота сковали МакВизарда, и он безразлично рухнул на ближайший камень, как механическая кукла. Шкатулка выпала у него из рук и, открытая, упала рядом, такая же пустая, как он сам.

Время застыло, звуки исчезли, и даже ветер, словно извиняясь за свою глупую шутку, затих. Мир вокруг старика стал словно нарисованные декорации к пьесе в провинциальном театре, на которую никто не пришел.

Но вдруг сквозь эту давящую тишину до Грегора, как из-за стекла, донесся чей-то взволнованный тоненький голосок:

– Сэр! Вам плохо, сэр? Ответьте!

МакВизард пришел в себя, почувствовав, как кто-то настойчиво дергает его за рукав. Он равнодушно взглянул на того, кто вывел его из этого пустого оцепенения. На старика взволнованно смотрела девочка лет десяти, одетая в старое платье и кутавшаяся в ветхую шаль. Очевидно, она жила в той самой деревне, из которой Грегора прогнали, обвинив в черной магии. Но, скорее всего, девочке не пришло в голову, что старый мужчина, опечаленный каким-то несчастьем, может быть опасен.

– Что с вами произошло, сэр? – спросила она. – Вы чем-то огорчены.

МакВизард усмехнулся – «огорчен»! – вряд ли масштаб его трагедии можно выразить этим заурядным словом. Тем не менее, он ответил:

– Ты даже не представляешь насколько, милое дитя.