Из трех резолюций только резолюция по моему письму на командировку привела к оформлению документов на выезд. Для моих друзей со временем были реализованы совсем другие резолюции, потому, что они фактически были нештатными зарубежными путешественниками по их положению и разговорному английскому. Они подходили для загранкомандировок, были внешне привлекательными, спокойными и разумными людьми, подготовленными профессионально и проверенными для выполнения таких миссий. Но каждый из них был хорош и в своём роде. Н. Ф. был из благословенной Белой Руси и стал у нас признанным лидером, вдохновителем большого коллектива. В. А. был человеком компромисса и, если надо, всепрощающим исполнителем; коллектив отдела из нескольких лабораторий он объединял эрудицией, мягкостью и иронией.

Я полностью не уверен, но думаю, что Н. Ф. мог быть «баловнем» кэгэбэшников. Ведь за рубежом он работал систематически в одном месте, в центральное бюро МЭК в Швейцарии, и ездил он туда постоянно на протяжении ряда лет. Такое не позволялось никому, кто не был особо доверенным для КГБ. Как абсолютно здоровый русский человек, он имел слабость к алкоголю, но для него в ту пору это не было дефектом, скорее наоборот. К нему подходила поговорка: «пьян, да умён – два угодья в нём». Выпивка делало его, очень сильного человека, как бы уязвимой личностью для системы, которая не жаловала сильных, да ещё и неуязвимых людей. С учётом этого изъяна он был свой, поддающийся контролю, человек.

Что касается В. А., не думаю, что на нём была печать КГБ, потому что он представлялся в деле общения с людьми слишком мягким, хотя доля еврейской крови делала его твёрдым прагматиком и человеком дела. Ко всему, системе для контактов за рубежом очень подходили не слишком уверенные в себе и мало владеющие обсуждаемой на встрече информацией люди. Ей были нужны, как и в моём случае, профессиональные куклы, хотя бы они и оставались личностями. Правило иностранных встреч: пришёл, услышал, сообщил. Никакой инициативы. Поэтому он тоже был любимцем системы, количество его зарубежных поездок по разным направлениям работ, проводимых в институте, приближалось к десяти.

В частности, В. А. вернулся из Лондона незадолго до того, как я отправился туда, и рассказал мне последние лондонские новости: открытие станции метро Хитроу и начало рождественской распродажи. Его визит в Лондон был для него всего лишь одним в ряду других визитов и не более. Он был членом нашей представительной делегации на какой-то конференции и жил в общежитии нашего посольства: вся компания хорошо знакомых людей в одной квартире. Таким образом, он имел в Лондоне работу, удобную крышу, рационально пользовался транспортом и экономил валюту для финального шопинга. Но Лондона и лондонцев он по-настоящему не увидел, да и не очень этого хотел.

В отношении меня, никто не верил в будущее моего визита не потому, что я не был специалистом по теме командировки, а из-за слишком низкой организационной вероятности такого события. Это было моё первое поползновение выехать к буржуям, хотя у союзников по СЭВ я уже побывал. Обычно перед удачной поездкой было необходимо сделать две-три бесполезных попытки выехать в капстрану. К примеру, чемпионом института по безуспешным потугам такого рода в ту пору был начальник крупного подразделения и хороший мужик Лиходаев. Он условно пропутешествовал по всему миру в мыслях, когда старательно готовился к очередной зарубежной поездке, систематически знакомился с вопросами командировок, покупал обновки. Увы, забегая на много вперёд, за рубеж он так ни разу и не попал. Почему это было именно так, никто не знал, но от этого ему не было легче. Необходимые для поездки бумаги всякий раз запаздывали. Его всегда ждал провал, и все это знали. Возможно, это было потому, что в его фамилии бык корень «лихо».