Шемхет обещала найти Арана и навестить сестер, а она всегда очень серьезно относилась к своим обещаниям. Она решила, что сегодня хороший день для этого: она передаст травы лекарям и всех повидает.
Шемхет шла по улице столь широкой, что три колесницы могли спокойно разъехаться, не задев друг друга. Неожиданно рядом остановилась богатая крытая повозка, запряженная двумя лошадьми, которыми правил немолодой раб. Женская пожилая рука отдернула занавески, показалось волевое сухое лицо старухи.
– Вот это встреча. Царевна Шемхет!
– Я рада приветствовать вас, – сказала Шемхет.
Она узнала Адду-гупи, мать Набонида и бабушку Арана.
– Куда ты идешь, во дворец? Садись ко мне!
Шемхет нырнула в повозку и села напротив старухи. Внутри пахло пряными духами и старостью. Но больше старостью, чем пряностью. Адда-гупи нетерпеливо постучала по дверце, и возница тронулся.
– Почему ты ходишь пешком? – спросила она. – У вас что, лошадей нет? Где это видано, чтобы старшая жрица пешком ходила!
– Я люблю ходить пешком, – неловко ответила Шемхет.
В Доме Праха было несколько повозок. И лошади, и возницы. Но их часто приходилось ждать, ведь они возили мертвецов на кладбище, и поэтому жрицы привыкли ходить. Ездила только верховная. Да и Шемхет действительно любила ходить пешком.
– Это глупо, – сказала Адда-гупи, – достоинство надо блюсти.
Шемхет промолчала, и почему-то это раздразнило старуху:
– Думаешь, ты такая свободная? Однажды ты станешь верховной. Но все будут помнить, как ты, будучи девчонкой, бегала по улицам, словно нищенка. Сила любого храма строится на власти, тайне и высоком положении. Сила любого жреца. Глупо этим пренебрегать.
– Сила жреца строится на силе его бога, – резко ответила Шемхет.
Адда-гупи рассмеялась:
– Ты и правда в это веришь? Я давно не верю в богов. Это глупо.
Шемхет стало совсем неприятно, и она попросила:
– Остановите повозку. Я дойду пешком. Я не боюсь уронить свое достоинство. Его не так-то просто уронить!
– Брось, – сказала Адда-гупи, перестав смеяться. – Извини меня, если это было резко. Не слушай старухины бредни. Я просто стала глупа и решила, что нет уже у меня времени, чтобы ходить вокруг да около.
Шемхет снова промолчала, и это молчание опять не понравилось Адде-гупи. Она требовательно спросила:
– А теперь почему молчишь?
– Я просто думаю, вы куда умнее, чем пытаетесь сейчас представить.
Старуха пытливо глянула на нее, и обе замолчали. Шемхет прильнула к окну, отодвинула занавеску и выглянула на улицу. Там она не увидела ничего незнакомого или нового, но ей не хотелось смотреть на Адду-гупи. Шемхет уже жалела, что согласилась с ней ехать.
За окном был Вавилон – золотым стоял в утреннем свете. Живым: полным повозок, всадников, людей – торговцев и нищих, блудниц и жрецов.
Огромен Вавилон, утроба мировая – всех переваривал, сам себя пожирал. Кого тут только нет! Вавилоняне, евреи, лидийцы, скифы, персы. Амореи, шумеры, греки. Касситы, халдеи, арабы, аккадцы. Народы, которые только родились, народы, которые уже вымирали. Первые смотрят на последних с превосходством – не будет с нами такого! Последние смотрят на первых с горькой усмешкой – и ваш срок придет!
Ходят здесь и ассирийцы, верующие в тех же богов, говорящие на тех же языках. Сводные братья, долгие годы воевавшие с Вавилоном – и однажды его разрушившие. А потом сами им стертые в пыль. Топчутся на пороге родственники-враги, смотрят завистливо и горестно.
О Вавилон, город высоких стен, город городов! Сам в себе велик, все в нем есть. Часть мира, его образец.
Левый берег с правым берегом спорят: кто старше, на ком больше людей живет. Глядят друг на друга через гладь холодных вод Евфрата. В предвечерней дымке кажутся отражениями друг друга, мостами друг к другу тянутся.