– Я… – Аран вдруг запнулся, – я еще не видел его. Ни его, ни бабку. Я хотел сначала поговорить с тобой.

Едва он закончил, Шемхет вскочила со скамьи. Аран проворно схватил ее за рукав туники, но почти сразу же, смутившись, отпустил.

– Мы говорили с тобой об этом раньше, – сказала Шемхет, и голос у нее опять стал тонким.

– Я вернулся из долгого похода. Твой отец знает теперь, что я верен ему, что я искусен в обращении с оружием и могу выдерживать долгие месяцы лишений, лить кровь и умереть во славу Вавилона. Теперь и ты это знаешь.

– Я знала это всегда, – резко ответила Шемхет.

Аран встал.

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты хочешь сказать: жрицы Эрешкигаль не выходят замуж. Но жрицы Иштар выходят! У жрецов Мардука большие семьи. И потом, так было не всегда. Отец сказал, что видел таблички, очень старые, о разделе земли между детьми одной из жриц богини смерти…

– Я не слышала о таком, – сказала Шемхет. Она замерла вполоборота, застигнутая врасплох его словами.

– Теперь государь не будет против. Если и будет, отец сумеет его убедить. К тому же сама пресветлая госпожа Эрешкигаль – она замужем, у нее есть Нергал. И, говорят, они любят друг друга куда нежнее, чем все остальные боги…

– Не надо! – вдруг попросила Шемхет надломлено, и этот тон его остановил.

Было видно, что он составлял свою речь по частям, что он подбирал слова и доводы, что он долго повторял их у себя в голове. Но просьба Шемхет перебила его желание, и он замолчал.

Шемхет подумала, что только за это можно его любить, но постаралась скорее отбросить эту мысль.

– Мне нужно идти, – продолжила она. – У меня сегодня много дел. Вечером царь пирует с богами.

– Когда я увижу тебя? – спросил резко Аран.

– Не знаю пока.

– Шемхет…

– Я правда не знаю, когда еще приду во дворец.

– Нашим отрядом пополняют охрану дворца. Я сегодня стою во вторую ночную стражу. Завтра утром я могу прийти в храм…

– Нет, – перебила быстро Шемхет.

– В этом нет ничего постыдного. Никто не подумает об этом дурно.

– Не надо. Я сама тебя найду. Обещай, что не придешь.

Он буравил ее взглядом, но потом сказал:

– Хорошо.

– До встречи.

– До встречи.

Шемхет плавно отвернулась и пошла прочь, сосредоточившись на том, чтобы держать спину ровно и не оглядываться.

Слова Арана, как и всегда, взволновали ее, но она постаралась скорее выкинуть их из головы. Знала: если будет слишком долго думать о них, то станет только больнее.

Шемхет, вторая жрица, должна будет сегодня на царском пиру с богами проводить обряд, который обычно совершала только первая жрица. Но Убартум – старая, умная, с косящим глазом – была третий день как сильно больна. Вчерашним вечером, схватив Шемхет не по-старчески сильной горячей рукой, Убартум притянула ее к себе и лихорадочно прошептала на ухо, что следует сделать. А может, это демон лихорадки шептал вместо нее.

Шемхет повторила слова Убартум несколько раз, пытаясь их запомнить, но так и не запомнила всего. Можно было спросить первую жрицу еще раз, сегодня, но она раскалилась, металась по кровати, войдя в пик болезни, и Шемхет боялась, что она расскажет не то, что нужно, а то, что подскажет демон, спутавший сознание Убартум.

Когда Шемхет пришла в жреческую, то обнаружила, что не привезли белых цветов для праздника. Красные были, а белые – нет. Но красные годились только для Иштар, для крови, проливаемой на поле брани или ложе любви, но не для холодной бледности умерших. Шемхет до боли закусила ладонь: она впервые будет на пиру, это большая честь и ответственность. И вот – нет белых цветов!

Шемхет обернулась к служанкам и рабыням, стоявшим у дверей, велела им нести цветы. Девушки проворно разбежались по дворцу – они привыкли к гневным приказам. Но ярость Шемхет была сродни скорпионьей: она ударила только саму себя – снова укусила свою ладонь. Потом занялась другими делами: проверила масла, приборы, священную воду, сухие травы…