Это совсем другой тип повествования, гораздо более амбициозный, даже концептуальный.

Да. Принципиально другой. В этих песнях нет ничего линейного. Они меняют направление, или прерываются, или даже распадаются прямо на глазах. Песни существуют по своим собственным причудливым законам.


Мне кажется, некоторые фанаты не совсем довольны тем, куда ушла твоя музыка.

Да, безусловно, некоторые давние фанаты хотят, чтобы я снова начал писать «настоящие» песни, но не думаю, что это произойдет в ближайшее время. Есть глубокая ностальгия по старым песням, и она ходит за нашей группой хвостом. Похоже, Bad Seeds существуют так долго и претерпели столько изменений, что кто-то очень привязался к прошлому или, точнее, к своему собственному прошлому, так сказать, к старым добрым денькам. Поэтому идея, что мы будем делать какую-то другую музыку, кажется им чуть ли не предательством. Отчасти я это понимаю, но нельзя же позволять ностальгическим или сентиментальным порывам некоторых давних поклонников мешать естественному развитию группы. К счастью, очень многие готовы продолжить путешествие с нами, испытывать дивный неуют и рисковать, осваивая что-то новое.


На мой взгляд, ваш альбом 2013 года «Push the Sky Away» теперь выглядит вестником грядущих перемен, некоторые песни, такие как «Higgs Boson Blues» и «Jubilee Street», звучат как-то более вольно и менее линейно. Ты согласен?

Что ж, это, безусловно, важно, потому что именно тогда мы с Уорреном начали писать музыку вместе. В творческом плане для меня это стало глобальной переменой, и я никогда не ожидал, что так случится – что у меня будет полноценный соавтор, с которым я настолько совпадаю. Это было радикальное изменение, я совсем разочаровался в привычном подходе, когда я один пишу песню и представляю ее группе.


Можем ли мы поговорить о том, как создавался «Ghosteen», и особенно о творческой динамике между тобой и Уорреном?

Вероятно, большое новшество заключалась в том, что, когда мы писали «Ghosteen», Уоррен и я занимались чистой импровизацией. Я играл на пианино и пел, а Уоррен колдовал с электроникой, семплами, скрипкой и синтезатором. Ни один из нас не понимал, что мы делаем и куда движемся. Мы просто ловили звук, следуя зову сердца, и прислушивались друг к другу как напарники. Мы играли целыми днями практически без перерыва. Потом еще дольше просеивали все это и отбирали интересно звучащие фрагменты. Иногда это была лишь минута музыки или одна строчка. Ну а дальше – оставалось только из этих прекрасных разрозненных частей создать песни. Сперва – как будто коллаж или некий музыкальный конструктор. А затем на этом фундаменте мы выстраивали композицию.


Если позволишь, вы как будто слегка плыли по течению.

Нет, ничего подобного. Мы не просто два парня, которые не знают, что делают. Между нами – глубокое взаимопонимание и, конечно же, двадцать пять лет совместной работы. Это импровизация осознанная, импровизация интуитивная.


Под «интуитивной» ты имеешь в виду медитативную? Или продуманную?

Я хочу сказать, что она интуитивна, но в то же время продуманна, если так будет понятнее. Что касается текстов песен, я никогда не импровизирую с нуля. Это важно подчеркнуть. После невероятно долгих размышлений я прихожу в студию с кучей идей и огромным количеством написанного текста, бо́льшая часть которого, кстати, выбрасывается. Тем не менее всегда присутствует, что называется, поэтический контекст, а также есть некоторые ключевые или связующие темы, которые волновали меня в течение нескольких недель или месяцев перед приходом в студию. Это очень раскрепощающий вид творчества.