Все выходные дни Евгений Августович с Валерой и Николкой проводили в Измайловском парке. После катания на лодках они бродили по аллеям парка или шли в читальню. Читать Коля научился лет с четырех – пяти и там мог часами разглядывать «Огонек», «Вокруг света», «Технику молодежи» и, понятное дело, «Крокодил». А еще он любил рисовать, особенно зимними вечерами и осенью, когда на улице делать было решительно нечего, потому что грязь непролазная. Рисовал все подряд – войнушку, кота Тарзана, Валеру на пруду с удочкой, папу, как он ходит по коридору, дымя сигаретой, маму за глажкой белья, бабушку Софью с тетей Любой, двоюродного брата Сережу с тетей Надей, своих друзей-приятелей и вообще все, что попадется на глаза.

Когда у него накопилось с пол десятка альбомчиков, густо заполненных рисунками, отец принес с работы рулон отличного гознаковского ватмана и показал Коле, как разрезать листы ножом на четыре части. На первое сентября 1955 года, когда Коля пошел во в третий класс их соседка по лестничной площадке студентка медицинского института Нелли Левит подарила Коле роскошное издание «Легенды и мифы древней Греции». Он был в восхищении от греческих героев и богов и с упоением перерисовывал их. Учитель рисования Федор Матвеич, всегда слегка выпивший, как-то сказал Коле: «Вот что, мсье Николя, учить мне вас нечему, так что творите свободно, поскольку сам Господь поцеловал вас». Как-то ранним летним утром Коля вышел в коридор, протирая заспанные глаза и увидел, что соседская дверь распахнута настежь, а посреди комнаты сидит на горшке совершенно голая пышнотелая Людочка, которой в ту пору было уже восемнадцать лет. Коля был так поражен этим зрелищем, что застыл на месте, вытаращив глаза и раскрыв рот от изумления. «Ну мам, что такое!» – капризно вскрикнула Людочка. Мария Павловна в это время ходила взад – вперед по коридору, размахивая утюгом с угольями. «Извините, молодой человек» – с приторно сладкой улыбкой сказала она и закрыла дверь. Умывшись, Коля взялся за карандаш и быстро сделал набросок голой Людочки на горшке. Когда Вера увидела рисунок, она во-первых была поражена сходством, а во – вторых отругала Колю, говоря ему, что двенадцатилетнему мальчику рано обращать внимание на женщин, а тем более рисовать их голыми, что это не красиво и пошло, но она сама почувствовала, что все это получилось у нее как-то мало убедительно, может от того, что рисунок был сделан просто отлично. Не заметно от Коли она спрятала листок в шкаф, чтобы показать мужу. Увидев рисунок, Евгений Августович был в полном восторге и попросил Веру не выбрасывать его, а спрятать куда-нибудь подальше.

На терраске у них стоял громоздкий гардероб еще до революционных времен, где висела старая одежда, ящики были забиты отцовскими папками с чертежами, чуть ли не прошлого века техническими и медицинскими учебниками с прожелтевшими страницами. Для Коли этот шкаф был полон тайн и загадок. Взять хотя бы аэроплан из зеленой гофрированной стали, с трудом помещавшийся в шкафу, который отец в числе прочего «хлама» (по выражению мамы) привез из командировки в Германию еще осенью 1945 года. Или тяжеленный немецкий деревянный ящик с хитрыми замочками и с набором самых разных столярных инструментов. Или немецкая винтовка без затвора. А еще в том шкафу на гвоздике висели пексы дяди Толи Фесенко – особого вида альпинистские ботинки с загнутыми носами. Анатолий Фесенко был участником группы Абалакова, покорившего пик Коммунизма в 1933 году. Ему тогда не повезло: еще на середине маршрута он сорвался со скалы в расщелину, получил тяжелую травму головы и с тех пор повредился в уме. На виске у него остался глубокий шрам. Дядя Толя был богатырского сложения и обращался с двухпудовой гирей как с игрушкой. Он жил с матерью Ольгой Павловной и красавицей женой Нюрой в огромной коммуналке на Садово – Сухаревской. Ольга Павловна, приходилась двоюродной сестрой Софии Платоновне. Еще с до военных лет сложилась традиция, что октябрьские и первомайские праздники все семейство Сахаровых отмечало у тети Оли.