– Постойте, месье Симон, я помню этот случай. Отец Антуана собирался вас навестить, но нам сказали, что вас нет в Париже, что вы где-то в санатории. А где, неизвестно, – сказала Вера.

– Теперь мне все понятно. И моя болезнь, и информация о санатории – это все было хитро подстроено, так как я лечился дома. После того, как Марк Жерюмо уехал без последствий для этого гнусного человека, ваш завод полностью перешел в его руки. Да будет вам известно, мадам Вера, ваш супруг вовсе не руководит заводом, он на нем просто не появляется.

– Что же нам делать? Чего собственно добивается этот Фронташе?

– Можно, я сразу отвечу на вторую половину вопроса? Я уже навел справки об этом шустром малом, об этом проходимце Фронташе. Он до сих пор работал на заводе Теннисона, нашего главного конкурента на рынке вина. И даже, поговаривают, что он его внебрачный сын, но не это главное. Люди, пришедшие вместе с Фронташе, уже заняли ключевые посты в технологическом отделе и в лаборатории. Заметьте, Вера, они осели там, где решаются основные вопросы качества продукции. Все они грамотные и опытные специалисты, и теперь они руками наших же рабочих, которые еще остались, без особого труда пустят в продажу вино нашего предприятия, но совершенно другого качества. Намного хуже прежнего, и мы тут же потеряем рынок.

– Но, на месте есть вы, главный технолог, – возразила я, – вы ведь не допустите этого, я в этом совершенно уверена.

– Меня уже нет! Вернее, я есть, но уже не главный технолог. С завтрашнего дня я заведующий отделом реализации. И даже не смогу свободно входить в цех, где идет выдержка вин; меня просто туда не пустят. Сегодня я воочию увидел, как тонко и ловко идет подделка, в результате ее качественное марочное вино превратится в заурядное пойло, и тогда придет конец торговой марке «Дионисий», а ее место на рынке тут же займет Теннисон. Но не будем окончательно терять присутствие духа, ибо потеря его уже есть поражение. А ваше появление на этом ринге следует расценивать как предвестник победы. Судя по тому, что вы запросто прочли показание самописца, вы в этом что-то смыслите. Скажите, вы знакомы с виноделием? Где вы учились?

– На винном заводе своего дядюшки. Но это, наверное, нельзя назвать учебой. Это, скорее всего, была практика, но длилась она целых три года.

– Дитя мое! – вскричал бывший главный технолог, – три года практики – это намного больше, чем учеба! Я всегда снимал, и буду снимать шляпу перед практиками, ибо их мастерство от них самих и от Бога! И где же это происходило? На какой земле, если не секрет?

– В Крыму, в Евпатории, – ответила Вера. Эти два слова ужасно воодушевили Ревиньона.

– Крым! Лев Голицын! Величайший винодел, положивший на лопатки всех мастеров вина Франции и всей Европы. Да что там Европы – мира! Его шампанское и его шипучие вина превзошли все ранее созданное. Иметь на собственных плантациях пятьсот сортов винограда! Собрать коллекцию вин с семнадцатого века и до наших дней в пятьдесят тысяч бутылок и сохранить их в пещере мог только гениальный человек. И Лев воистину был гением. Ладно, простите меня, Вера, я отвлекся от главного. Теперь, поскольку я узнал о вашей причастности к столь великой профессии винодела, я отвечу на ваш второй вопрос – что нам делать. Ответ прост – сражаться и победить! Хотя победить будет сложно, чрезвычайно сложно. Щупальца Фронташе уже запущены в самые важные органы предприятия, но мы попытаемся сразу же отсечь главную. Вы не знаете, где проводит время ваш супруг, когда его нет на заводе?

– Понятия не имею. Я считала, что он в своем кабинете, как обычно, – ответила Вера, и тут же подумала о Серже. Ему, наверняка, это известно. Но он что-то говорил о ключах, которых он ей оставит. Она заглянула в перчаточный ящик; ключи, действительно были там, а рядом записка.