Когда меня привезли в больницу, врачи долго не могли понять, что со мной происходит. Кто-то думал, что у меня травма носа, кто-то думал, что у меня поднялось давление. В итоге лор сделал мне тампонаду и отпустил домой, дав наставление через три дня снять ее у врача в поликлинике.
Три дня я ходила с метровой марлей в носу, дыша ртом и мечтая поскорее снять эту жуткую тампонаду. Но когда я пришла на эту процедуру в поликлинику – начался второй круг ада. Лор-врач очень аккуратно вытащил марлю, я сделала первые несколько вдохов носом… И по моему лицу снова полилась кровь. На протяжении часа врач пытался остановить кровотечение самостоятельно, но в итоге сдался и вызвал скорую прямо в поликлинику. И все повторилось еще раз – недоумевающие лица врачей, жуткая болезненная тампонада…
Спустя две недели моих мучений, когда я практически через день каталась в карете скорой помощи с носовыми кровотечениями, кто-то из врачей догадался сделать анализ крови на тромбоциты. И выяснилось, что количество тромбоцитов в моей крови почти на нуле. Именно поэтому кровотечения не останавливались – моя кровь просто перестала сворачиваться.
Мне поставили диагноз «идиопатическая тромбоцитопеническая пурпура» и отправили на госпитализацию. Несколько лет после этого, примерно три месяца в году я находилась в больнице, где проходила мощную гормональную терапию глюкокортикостероидными препаратами. От них было много побочных эффектов – я набирала вес, моя кожа покрывалась мелкими высыпаниями, а лицо отекало и приобретало форму луны. Помимо этого, огромные порции таблеток портили мой желудок и постепенно разрушали кости. Но отказаться от них я не могла – они хотя бы временно помогали поднять количество тромбоцитов и несколько месяцев после больницы я могла жить почти нормальной жизнью.
Сейчас, вспоминая тот период, я удивляюсь, как я тогда смогла все это пережить. Каждый день я находилась на грани между жизнью и смертью – количество тромбоцитов в моей крови практически никогда не достигало нормы, даже во время приема лекарств, и поэтому присутствовал большой риск развития внутренних кровотечений. Я боялась спать по ночам, потому что именно во время сна у меня часто лопался какой-нибудь сосуд в носу, и я просыпалась на окровавленной подушке. Помимо этого, присутствовал большой фактор неопределенности и негативный прогноз на будущее – тромбоцитопения считается неизлечимым заболеванием и люди с таким диагнозом всю жизнь не вылезают из больниц. В какой-то момент мне даже предложили удалить селезенку, так как был небольшой шанс, что без нее я смогу несколько лет прожить с нормальными показателями крови. Но, несмотря на большой страх смерти и давление врачей, я отказалась. И сейчас очень благодарна себе за это смелое решение.
Еще несколько лет моей жизни прошли в борьбе с болезнью – я изучила все научные и ненаучные статьи на эту тему, пила настои трав, посещала гомеопата, пыталась придерживаться специальной диеты… Но ничего не помогало. В какой-то момент у меня даже начались панические атаки – настолько я уже устала бояться смерти и жить с ощущением безнадежности. Помимо этого, я стала ненавидеть свою внешность, ведь на фоне приема преднизолона я стала очень плохо выглядеть – этот препарат делает мышцы более слабыми, поэтому у человека могут худеть руки и ноги, но при этом появляются живот и щеки. Я запрещала себя фотографировать, стала избегать людей и все больше погружалась в тревогу и депрессию… А потом я наконец-то добралась до психосоматики.
Трудов на эту тему в то время было немного, поэтому, единственное, что я тогда нашла, – это была таблица болезней Луизы Хей, в которой значилось, что болезни крови – это неумение радоваться. Я начала анализировать свою жизнь и поняла, что это действительно так – после смерти мамы и сестры я перестала получать удовольствие от жизни и начала, в буквальном смысле этого слова, выживать. Мне нужно было самой содержать себя и оплачивать обучение в университете, поэтому в будние дни я работала, а все выходные сидела за учебниками. Помимо этого, я тогда получила должность маркетолога в крупной торговой компании, руководство которой возлагало на меня большие надежды, а я чувствовала, что не справляюсь с таким объемом ответственности. В дополнение ко всему, у меня был большой страх остаться без денег, поэтому, параллельно с работой, я пыталась открывать свой первый бизнес – ателье по пошиву одежды. И все это происходило на фоне травмы потери и непрожитого горя, с которым я предпочитала не соприкасаться. Да и сам несчастный случай, в котором погибли двое близких мне людей, стал травмирующим шоковым событием, которое, по мнению доктора Хамера, основателя Новой Германской Медицины, и является пусковой кнопкой для возникновения болезни.