Телефон – это уже неплохо. Можно кое-что выяснить, никому не показываясь на глаза. Это тоже возьмем на заметку, хотя торопиться не будем. Телефон – всего лишь комбинация цифр и никакой информации о его обладателе не несет.

Отложим.

А пока двинемся дальше. Выдранный из ежедневника листок. Слегка мятый, с голубой окантовкой. На нем торопливая надпись жирным грифелем: «74-35-55 – Шершень у Софьи. 207-206 – Шершень в «Хэль-Хаусе». Так-так-так…

Это название – «Хэль-Хаус» – вызвало в его памяти некое движение. Он чувствовал, что раньше название отеля было у него на устах довольно часто.

Может быть, я жил в этом отеле? Судя по всему, я вполне мог себе это позволить. А если за мной и сейчас там еще сохранился номер?

А кто такой Шершень? Кличка, разумеется, чертовски знакомая. Рассудим так: в «Хэль-Хаусе» его берлога, а таинственная Софья – его подруга, к которой он время от времени наведывается. Схема самая простенькая.

Ну что ж, Шершень так Шершень. Начнем с него.

Купив в лотке жетоны, он подошел к ближайшему автомату и, держа листок из ежедневника перед глазами, набрал номер под пометкой «Шершень в «Хэль-Хаусе».

Трубку сняли быстро. Но почему-то не сказали ни слова. Он дунул в микрофон:

– Алло, вы меня слышите?

В трубку кто-то дышал, продолжая молчать. Потом этот некто постучал чем-то, видимо, ногтем по трубке.

– Где Шершень? – спросил он резко.

Дыхание стихло на некоторое время, издалека послышался чей-то голос, а затем из трубки донеслось устало:

– Слушаю.

– Шершень? – спросил он.

– Да, Вепрь, это я. Ты что, перестал узнавать мой голос? Что-то случилось?

Нет, парнишка, ничего особенного не случилось. Кроме того, разумеется, что я улетел с дороги и потерял память. И как это ты меня назвал? Вепрь? Тоже очень знакомая кличка. Имени моего, впрочем, она не проясняет, но теперь я хоть как-то смогу себя называть.

Вепрь. Когда он переодевался у пруда, обратил внимание на татуировку у себя под сердцем – свирепое щетинистое животное, бугристое от мышц. Вепрь. Не из-за этой ли татуировки он заработал свое прозвище? Или наоборот – сделал по прозвищу татуировку?

Это не суть важно, главное – его узнали. Надо было с чего-то начинать разговор. Помолчав, спросил:

– Кто это брал трубку?

Человек на том конце провода удивился.

– Ты что, Вепрь, не похмелился? Сонька, конечно, кто же еще?

– Да? А что это она сегодня у тебя такая неприветливая?

Этот вопрос был излишним. Он это понял по тому, что Шершень на какое-то время замолчал. Даже по его дыханию понятно, что он пребывает в глубочайшем удивлении. Потом он спросил как-то чересчур уж осторожно:

– Что с тобой, Вепрь? Все в порядке?

– Не то чтобы все было очень плохо, но есть одна проблема. Мне надо встретиться с тобой.

– Где и когда?

– Давай в отеле. В ресторане, через полчаса. Устроит?

– Вполне.

– Ну и прекрасно. До встречи.

Он повесил трубку и повернулся, выискивая глазами такси. Отойдя от парапета, вышел к перекрестку и махнул рукой первой же попавшейся машине.

Значит, я – Вепрь, сказал он себе, усаживаясь на заднее сиденье «Ниссана» с помятой мордой. Звучит не очень – то же самое, что обозвать человека свиньей. Ну что же, клички даром не дают, значит, ты ее заработал.

Вскоре водитель «Ниссана» остановил машину напротив отеля, получил обещанные деньги, и через несколько минут Вепрь уже сидел в пустом ресторане в ожидании заказанного завтрака. В зале кроме него было только два посетителя – широкий бородатый господин в дорогом костюме, разговаривающий с официантом на каком-то скандинавском языке, и пожилая дама, с неприступным видом поглощавшая яичницу с беконом. Никого, кто мог бы называться Шершнем, здесь не было.