– Павел, уймись же! – прошептал он. – Отец запретил об этом с кем-либо говорить.

– Сомнения в том, что вы исповедовали и причащали именно императора? – не обращая внимания на друга, продолжал Павел.

Тут уж вмешалась Марья Алексеевна:

– Павлик, ну что ты такое говоришь! Что за глупости! Мне стыдно за тебя! Простите нас, отец Алексий! Ребята просто сильно переволновались. Они очень тяжело переживают смерть государя. Пойдемте, дети! – с трого взглянула она на сыновей.

– С Богом, Марья Алексеевна, с Богом! Хоро шие у вас мальчики, вам нечего стыдиться, – священник еще раз благословил семейство и поспешил откланяться.

– Павел! Если ты еще раз заведешь разговор на эту тему, я вынуждена буду пожаловаться Андрею Петровичу! – госпожа Никольская строго посмотрела на пасынка.

Павлик опустил глаза:

– Простите меня! Я обещаю, что больше ни с кем не заговорю об этом!

– То-то же! – произнесла Марья Алексеевна и направилась к экипажу, ожидавшему их у ворот монастыря.

А вечером в гости к Никольским зашел Лакиер. Он был очень взволнован и, отказавшись от ужина, прошел в кабинет полковника.

Андрей Петрович усадил доктора в кресло подле письменного стола, а сам устроился напротив и вопросительно взглянул на гостя. Тот мялся, явно не зная, как начать разговор. Полковник закурил трубку и спокойно ждал.

– Как у вас жарко, – вымолвил наконец Борис Львович. Он достал носовой платок и отер пот, обильно выступивший на лбу.

– Да, Гаврила явно перестарался, растапливая печь, – ответил Никольский.

Он подошел к окну и приоткрыл форточку.

– Итак, о чем вы хотели со мной поговорить? – осведомился полковник, возвращаясь на свое место.

– Что вы думаете по поводу слухов, расползающихся по городу? – спросил гость.

– Вы имеете в виду этот бред, будто государь не умер от горячки? Я и раньше это слышал. Кончина императора оказалась для всех слишком внезапной. Стоит ли удивляться, что такое событие тут же обросло различными слухами и сплетнями! Но все это чистый вздор. Уж мы-то с вами это знаем, не так ли? – спокойно ответил казак.

– Я бы не был в этом так уверен, – Борис Львович серьезно посмотрел на Никольского.

– И это говорит мне врач, принимавший участие во вскрытии и бальзамировании государева тела?! – изумился Андрей Петрович.

– Именно поэтому, дорогой Андрей Петрович! Именно поэтому я имею некоторые основания не отметать полностью эти слухи.

– Я не понимаю вас, Лакиер!

– Мне просто необходимо с кем-то поделиться своими мыслями! Зная вас много лет как порядочного человека и, кроме того, приближенного к государю в последние недели его жизни, я решил именно вам рассказать о своих сомнениях. Возможно, у вас получится их разрешить, – г ость с надеждой взглянул на Никольского.

– Борис Львович, я ничего не понимаю. Прошу, выражайтесь яснее! – немного раздраженно произнес полковник.

– Хотя, может быть, я ошибся насчет вас… – пробормотал себе под нос Лакиер. – Меня щедро вознаградили, – гость покрутил на пальце массивный золотой перстень, украшенный изумрудом. – Но при этом дали понять, что не следует распространяться о том, чему я был свидетелем. Но я не в силах более молчать, эти мысли сведут меня с ума! – воскликнул он. – Андрей Петрович, могу ли я быть уверен в том, что все, что я сейчас скажу, останется между нами?

– Я даю вам слово казака, – Никольский внимательно смотрел на доктора.

– Дело в том, – Борис Львович оглянулся на дверь и, хотя та была плотно закрыта, понизил голос, – дело в том, дорогой Андрей Петрович, все не так уж просто с болезнью и смертью государя, как об этом сообщают официально.