В самом конце мансарды дверцы шкафа под самый потолок. Кода приглашала наемного колдуна, чтобы тот вписал в стенки шкафа пространственное заклинание, иначе все было в него не уместить. Она открыла дверцы и провела ладонью по рукавам и юбкам, отозвавшимся приветственным шелестом. Разных фасонов, дорогих тканей, ручной работы, так ценящейся в мир наколдованности, принадлежащие императрицам и княгиням, богиням и воительницам – чудесные, прекрасные платья.

Центр ее коллекции, предмет ее гордости. Грустно было держать платья взаперти, но пока Кода не могла расположить их на манекенах – она лишь недавно заехала в новое жилище, требовалось время, чтобы продумать всю композицию.

Закрыла дверцы шкафа, вернулась в центр мансарды. Опустилась на стул без спинки, уперев ладони в колени. Стул стоял посередине мансарды, чтобы, закрывая глаза, можно было ощутить себя ядром этого мира. Картины смотрели на нее, смотрела мебель и тяжелые портьеры. Она одна из них – ценность, редкость, собственная история. Она тоже антиквариат, и на этой мансарде среди рукотворных сокровищ она была на своем месте. На нее тоже оседала пыль, солнечный свет оставлял выцветшие ожоги на полотне кожи, на нее тоже зарилась моль и покушались древоточцы. Пыль затягивала ее своим шелковым кружевом, сплетая ноги с полом, руки со стенами, шею с потолком.

– Ты рада меня видеть?

– Почти, но не совсем. Скорее раздосадована. Стой, ты что, боишься меня?

Тесная комната с одним единственным световым шариком, грустно мигающим под потолком, стала еще меньше, когда в дверном проеме появился высокий и широкоплечий мужчина. Хрупкая на его фоне девушка оттолкнулась пятками от пола, чтобы отъехать на стуле подальше к стене и выбить себе таким образом хоть немного личного пространства.

– Конечно, боюсь, ты скорбная на всю голову маньячка!

Он сел на стул напротив нее, вытащил ручку из армбенда. Его колено было размером с ее голову, вот настолько он огромен по сравнению с ней.

– Итак, – вздохнул, примериваясь ручкой к листку бумаги. Это список. Список ее обвинений, – непотребные ругательства – пятнадцать зафиксированных эпизодов, разбой, провокации и зачин массовой драки, нанесение тяжких телесных – четыре зафиксированных эпизода, нанесение легких телесных – восемь эпизодов, адресные оскорбления – двенадцать. Общий ущерб заведению одна тысяча и семьсот пятьдесят цын, ущерб каждому тяжкому по три сотни цын, для легких сто двадцать цын. И это за один час, Лана.

Поднял на нее укоризненные глаза. Лана дернула плечом, искренне стыдясь того, что именно Луке пришлось сейчас зачитывать ей этот список.

– У меня проблемы с гневом, ты же знаешь, – протянула она, пальцем ковыряя расщепленный уголок стола.

Комната предварительного задержания, она же комната для допросов. Лана оказалась в ней уже второй раз за месяц и не в качестве сотрудника управления.

– У тебя проблемы с законом, – поправил Лука. Отбросил в сторону планшет и ручку, скрестил на груди мощные руки. – Я внес залог.

Лана облегченно вздохнула, даже прикрыла глаза от радости и уронила голову на грудь.

– Я все верну, Лука, обещаю, – прошептала она.

– Когда? – фыркнул он. – Все издержки вычтены из твоей зарплаты. Начальство пошло навстречу, будет выдавать талоны на еду и даст тебе служебную комнату, ведь за свою квартиру платить тебе нечем ближайшие…, – притворно задумался, – полгода. И это без учета долга мне. Вместе с ним минимум год тебе питаться по талонам, Лана.

– Досадно, – обреченно вздохнула она.

Возвращаться в служебное общежитие категорически не хотелось. Там с нее глаз не спустит управляющая, вредная женщина с карикатурно ведьмовским нравом. И питаться придется в столовой. Лана не любила есть, когда на нее кто-то смотрит посторонний. В кругу друзей – пожалуйста, но вот чтобы пойти в ресторан, вот это ни за что. Только если пить, пить на виду у незнакомцев Лана могла без труда.