– Вы пейте пиво, а я теперь не пью, я стал трезвенник, буду ждать, пока привезут наши деньги.

Прошло какое-то время, все сидели в напряженной тишине, пиво не шло в горло, оно, видимо, напоминало всем мочу старого поросенка или скипидар. В воздухе воняло неизвестно чем, как будто обделались человек 20 в баре, вонища была неимоверная. Все это заметили, но все молчали. Через 30 минут появился Хорхе с диким криком:

– Кто-то украл мою машину!

Анхель спокойно рассудил:

– Видишь, еще не успело провидение поймать тебя за хвост, как уже два раза наказало только за один час. Сначала у тебя украли колеса, теперь у тебя украли машину… Где деньги?

Хорхе вытащил пластиковую сумку, сказал, что это все, что у него было, и высыпал на стол деньги. Там было 8 тысяч долларов с небольшим.

– Сколько ты должен был Алексу денег?

– Десять тысяч четыреста долларов, – ответил Хорхе.

– И сколько ты их не возвращал ему, сколько месяцев?

– У меня были неприятности, – начал оправдываться Хорхе

– Это твои проблемы. Когда ты приедешь в Барселону, на любой станции техобслуживания спросишь, где живет Анхель Паласио, тебе покажут. Я живу в варио* Качумимо, в которое после 8 часов вечера никто чужой не заезжает. И там самый главный – я. Приедешь ко мне и привезешь, до дня Сан Хуана, остальные деньги, и поклянешься сейчас на святом кресте, что ты это сделаешь. А если нет, я тебя найду и отвинчу твои золотоносные яйца, и сделаю из них омлет. Ты понял?

Тишина в помещении стояла мертвая. Я забрал деньги, которые принес Хорхе. Все потихонечку встали. Мы подошли к бару, где уже давно стояли две бутылки кока-колы и несколько сэндвичей, начиненных неизвестно каким мясом, которые при входе заказал Анхель Паласио. Заплатили и вышли, задом наперед, четыре ствола из трех ружей смотрели на колумбийцев. Надо было видеть их лица, ошарашенных индейцев из Колумбии, они смотрели и не могли понять, как это так получилось, что их провели два мужика и двое мальчишек аякучо. Мы уходили, у меня было чувство дискомфорта, у меня закрутило в кишечнике, и Анхель, сразу почувствовав это, спросил меня: – С чего это ты тоже запах? Я не узнаю в тебе узбекского индейца. Что же ты ведешь себя как гринго?

Выйдя на стоянку, мы быстренько сели в пикап, в котором уже сидели сыновья Анхеля и машина была заведена. Выехали со стоянки, немного проехали по большой дороге, а потом свернули на проселочную дорогу и быстро затерялись, на случай возможной погони. Анхель дал мне какое-то ружье, при помощи которого я должен был обороняться. Состояние у меня было ужасное. Я не ожидал, что наш праздник превратится в бандитскую разборку. Однако охоту мы не отменили и через несколько дней уже возвращались домой с охотничьими трофеями. Подстрелили около 12 зайцев, которые были разделаны, засыпаны солью и сушеным порошком чеснока, замаринованы в пластиковых коробках. Там же лежала и туша оленя, подстреленного на водопое, олень уже был загнан, и из его бедра торчали стрелы индейцев, возможно на нем тренировались детишки индейцев. Мы подстрелили этого оленя и разделали. Подъехав к тому самому заведению под названием «Папугайо», мы продали половину оленя хозяину таверны, пожали ему его крепкую индейскую руку. Провожая нас на улицу, он обнял Анхеля и сказал ему что-то на языке аякучо, на что механик ответил ему тоже на аякучо, они обменялись сильными взглядами, ударили по ладоням, мы сели в машину и уехали. В Барселоне меня встретила моя жена и, вся трясущаяся, говорит, что приезжали разные люди и искали меня два дня. То приходили страшные какие-то колумбийцы, со страшными глазами, совершенно обкуренные, то приходили изысканно одетые культурные люди и всем нужен был я. Она не могла придумать, как отделаться от них, и сказала: