Но тот не казался пристыженным, когда подхватил:

– Да, конечно, вы правы: новый брак дело небыстрое. Но оставаться совершенно одной... предаваясь тоске... – С многозначительностью: – Уверен, есть люди, и таких больше, чем вы полагаете, способных... разделить ваше горе и в большей мере утешить его. – Джемма вскинула на мужчину вспыхнувший негодованием взгляд. Но он опять же истолковал это по-своему: – Вам не стоит этому удивляться, прекрасная, несравненная Джемма, мы – ваши соседи, а значит, друзья и подспорье в беде. Только скажите – и любой ваш каприз будет исполнен!

– Я не ребёнок, чтобы предаваться капризам, – отчеканила Джемма, – но за благие намерения благодарю.

Эти «благие намерения» прозвучали как будто проклятием, но Невил был слишком самовлюблен, чтобы расслышать нечто подобное в свой адрес. Он лишь завладел рукой девушки, приложившись к ней недостаточно быстрым и недостаточно целомудренным поцелуем...

Вырвав, наконец, свою руку из его крепкой хватки, Джемма завела ее за спину и отерла о платье, как никогда утвердившись в давно принятом решении, освободиться от нового брака путем выкупа своих прав, что законом не запрещалось.

Осталось выяснить, во сколько это ей обойдётся...

И что конкретно оставил в наследство ей муж.

* "Пожиратель грехов" – человек, который в ходе особого ритуала, проводимого перед похоронами, съедает лежащий на груди покойника кусок хлеба, тем самым забирая себе его грехи.

Этот обычай имел место в сельских и горных районах Великобритании (в особенности — в Уэльсе). Время возникновения обряда неизвестно, но упоминается он вплоть до XX века[1].

7. Глава 7

Последний разговор с Фергюсом Фаррелом глубоко отпечатался в памяти Хэйвуда. После него он полночи ходил из угла в угол, прокручивая в голове каждое слово и коря себя за неумение лучше скрывать свое чувство, оказавшись таким же прозрачным, как стекло венецианских умельцев.

Все эти годы Фергюс видел его отношение к Джемме и все-таки ни словом, ни взглядом не осудил его, он же, глупец, полагал, что его напускная холодность – достойная ширма для терзавшей сердце любви. А любовь, как бы он себя ни обманывал, глодала душу... Иногда, вернувшись от Фаррелов, он часами лежал, уставившись в потолок и вспоминая улыбку и слова любимой им девушки. А подчас... ему до зуда в кончиках пальцев хотелось дотронуться до неё... Отвести от лица рыжий локон или стиснуть тонкие пальцы, вышивавшие гобелен.

Но он ни разу за все эти годы не дотронулся до неё. И боялся, что и впредь не сумеет, что бы там Фергюс ни говорил... Джемма, в конце концов, зрелая личность, и он не хотел навязывать себя ей, тем более, сделавшись ее мужем, терпеть её колкости и презрение. Это было бы хуже всего: видеть её постоянно и всё-таки не быть рядом. Таких адских мук он себе не желал...

Да и не в его это духе, принуждать женщину.

Последующие после смерти Фергюса дни Хэйвуд не виделся с Джеммой и снова встретил только на похоронах. Она была бледной, осунувшейся, но неприступной, как и обычно... Он позволил себе лишь краткое соболезнование ничего не значащими словами, хотя сказать хотел много и искренней прочих присутствующих на поминальном пиру.

Не сумел...

А вот Невил говорил с ней долго и с чувством, так, что это заметили многие и зашептались... Наблюдая беседу со стороны, Хэйвуд мог по малейшему жесту, движению лица девушки с точностью определить, какие чувства владели ей. И Невил её раздражал, возмущал и вызывал отвращение... Что не могло его не порадовать, но... Это не отменяло того факта, что вскоре найдется кто-то другой, менее раздражающий, и Джемма Фаррел сменит фамилию, став для него совершенно недосягаемой.