Не жалейте прутов ради правды! Не верьте ее роскошным волосам, ниспадающим в прекрасной беспорядочности, ее слезным глазами, взывающим к вашему милосердию. За ее богатство и положение она заслуживает меньше жалости, чем изгой, который не знает, где достать кусок хлеба. Высокое положение обязывает к высокой ответственности! Но я говорю дикие вещи. С бичеванием женщин мы покончили навсегда, и теперь оно вызывает у нас привычную дрожь отвращения. Но когда мы дрожим с таким же отвращением от всей чудовищности нашего общественного разврата? В очень редких случаях. Между тем, в случае измены мужья и жены могут развестись и продолжить свои раздельные пути в сравнительном мире. Да, некоторые могут это сделать, но я – не один из них. Никакой закон во всем мире не может исправить разодранного флага моей чести, поэтому я должен сам стать законом, а также адвокатом, присяжным, судьей – всеми в одном, и мой приговор не подлежит обжалованию!

И тогда я буду действовать, как палач, и какая пытка была столь совершенна и уникальна, как та, которую я изобрел? Таким образом я размышлял, лежа без сна, с лицом, повернутым к небесам, наблюдая свет луны, изливающей себя в океан, как золотой душ, в то время как вода билась с мягким бульканьем о борта брига и разлеталась белой пеной, когда мы неслись вперед.

Весь последующий день нам дул попутный ветер, и в Палермо мы прибыли за час до заката. Мы едва успели зайти в гавань, как небольшой отряд полицейских, или жандармов, вооруженных до зубов пистолетами и карабинами, поднялся на борт и командир предъявил нам документ, дающий полномочия обыскать бриг на предмет наличия на его борту Кармело Нери. Я слегка забеспокоился за безопасность моего друга капитана, но сам он вовсе не был встревожен: он улыбнулся и приветствовал вооруженных эмиссаров, как будто они были его лучшими друзьями.

«Откровенно говоря, мое мнение таково, – сказал он, открывая для них бутылку кьянти, – что злодей Кармело сейчас где-нибудь на Гаэте. Я бы не стал вам врать, зачем мне это? За его голову предлагается награда, а я вовсе не богат. Подумайте сами, я приложил бы все усилия, чтобы оказать помощь!»

Один из жандармов бросил на него подозрительный взгляд.

«Мы получили информацию, – начал он четким деловым тоном, – что Нери бежал с Гаэты два месяца назад при содействии некого Андреа Лучиани, владельца прибрежного брига „Лаура“, который курсирует с торговыми целями между Неаполем и Палермо. Вы – Андреа Лучиани, а этот бриг называется „Лаура“, в этом мы не ошибаемся, не так ли?»

«Как будто вы можете когда-нибудь ошибаться, сэр! – вскричал капитан с прежней веселостью, хлопая его по плечу. – Даже если у Святого Петра оказалось бы плохое настроение и он закрыл бы для вас небеса, то у вас хватило бы изобретательности, чтобы найти другой, лучший вход! Ах, Бог мой! Да, вы правы о моем имени и названии моего брига, но в других вещах, – здесь он поднял пальцы в выразительном жесте опровержения, – вы не правы, совсем не правы! – Он разразился веселым смехом. – Нет, не правы, но мы не будем ссориться из-за этого! Выпейте еще кьянти! Поиск бандитов так изнуряет жаждой. Наполняйте стаканы, друзья, не жалейте – еще двадцать бутылок стоит под лестницей!»

Офицеры невольно заулыбались, когда выпили предложенное вино, и самый молодой из них, подвижный, красивый парень, тоже развеселился вслед за капитаном, хотя он, очевидно, собирался заманить его в ловушку и выудить признание неожиданной показной небрежностью и дружелюбием своего поведения.

«Браво, Андреа! – воскликнул он. – Так давайте же будем добрыми друзьями! Кроме того, что за преступление в том, чтобы взять на борт одного пассажира? Несомненно, он заплатил вам лучше большинства торговцев!»