– Мы можем хотя бы попытаться наказать его, – продолжает наступать Денисов. – Если грубо прикинуть, прогноз вероятности такой: возвращаемся пустыми – сорок процентов, привозим трофей – двадцать, остаемся навечно в Афгане – процентов десять. Остальные тридцать – неопределенность. Исходя из суммы вознаграждения, есть смысл рискнуть.

– И как же ты вычислил этот смысл?

– Умножил сумму награды на вероятность ее добыть – получилось десять миллионов долларов. Такое матожидание в работе или бизнесе мне невозможно получить.

– Ну-ну, – качает головой Бахром: мол, какие вы все еще наивные. – А теперь умножь цену твоей жизни на вероятность смерти.

– Сегодня цена моей жизни несколько изменилась… – не без грусти отвечает Денисов. – Такой риск стал для меня приемлем.

– А для твоих близких? Самое большое горе для родителей, когда ребенок умирает раньше них. Я это пережил… Не желаю другим такого испытать.

– Пока такие упыри как Джафар живут, ни в чем не повинные люди будут погибать.

– Ладно, – уступает полковник. – Участвовать не буду, но мешать не стану, и от справедливой доли не откажусь.

Авантюристы приободряются, Сафаров предлагает:

– Операцию можно назвать «Капкан».

– Необходимо добыть топливо для полета, – просит полковника Денисов.

– Бензин смог бы достать, а керосин не могу.

– Летчики подсчитали, что полная заправка обойдется в десять тысяч долларов.

– Небольшие венчурные инвестиции… – улыбается Булат.

Кто растерянно, кто беспомощно, но все замолкают, только Руслан переводит последние фразы на пушту.

– Э-э! – оживляется Абдул и восклицает на английском: – Деньги есть! Завтра в Сурхобе меня будут ждать купцы. Они обещали за пятнадцать пакетов белой пыли заплатить сто пятьдесят тысяч долларов!

Шесть пар глаз с надеждой смотрят на полковника, который задумчиво барабанит по столу пальцами:

– И ваши жизни подвергать опасности нельзя, и наказать гада надо… Штаты воевали с упертыми афганцами восемнадцать лет. За это время маковые поля разрослись многократно. Производство опиатов увеличилось в десятки раз, до десяти тысяч тонн в год. Пока за рекой будут делать героин, его распространение невозможно остановить. Это как метастазы.

– Мы попытаемся остановить хотя бы одного наркобарона, – обещает Булат.

– Ладно, так и быть, курьера и конфискат берите.

– Может, и с боекомплектом поможете? – с надеждой спрашивает Саид.

– Кое-в-чем помогу, – уклончиво обещает полковник и поспешно добавляет: – Но никто не должен знать, что я в курсе вашей затеи.

– Нужны еще три «калаша», – просит Денисов.

– Табельное оружие выдать не могу. Сафаров – фантазер и ботаник! А его папа – авторитетный профессор университета. Если он узнает о ваших помыслах, немедля донесет министру.

– Может, я пока еще ботаник, – оправдывается Руслан, – но в деле сделаю что должно – и будь что будет!

– У вас есть броненосец, на который и вся надежда. При любых раскладах постарайтесь избежать перестрелок. Вы должны понимать: если хоть что-нибудь будет предано огласке, вас отсюда попрут навсегда, а меня разжалуют в рядовые!

– А если все получится, станете генералом, – улыбается Антон, похлопывая себя по плечу.

– Разговор окончен, все свободны!

Полковник, которому не до смеха, указывает на дверь, и сообщники молча выходят из кабинета, а бывалый вояка, поставив локти на стол, обхватывает голову руками и еще долго сидит в плену воспоминаний…

С утра в номере гостиницы «Фортуна» угрюмый Денисов сидит за ноутбуком и сочиняет ответное письмо:

«Привет, Лена.

Прости за напрасно потраченные на меня свои лучшие годы. Мне жаль, что ты поставила не на ту лошадь и потеряла пять лет своей бесценной жизни. Хотя считаю, что и на этот раз недостоин твоего гнева. Да, я материалист и, в отличие от тебя, у меня нет возможности замолить грехи, поэтому стараюсь их не совершать. Я ни разу не согрешил в отношении тебя и уж тем более не изменял. В общении с людьми следую основному принципу этики: не делаю другим того, чего не желаю себе.