Интересно. Косо глянув на мужчину, Андрей медленно спросил:

– Не вернулись, в том то и дело! А Скрипачи, это кто?

– Да вон их дом! – Соловец махнул рукой в сторону большого добротного дома, обнесённого деревянной оградой высотой не выше пояса.

В окнах многих домов горел свет, но улицы не освещались. Да и улиц, как таковых в Талом ручье не было, дома стояли хаотично. Лишь возле некоторых горели фонари, остальная часть посёлка терялась в сгустившихся сумерках.

– Может, к ним и попроситься жить? Чтобы никуда больше не идти. – предложила Мальвина, изнемогавшая в своих туфлях.

– Не, они уже сдали кому-то, у них одна комнатка всего, не разгуляешься. Отель наш тоже полный. Щас к Кондратичу отведу вас, он сегодня только вернулся, у него точно жильцов нету.

Они поднимались в гору мимо домов, частью заброшенных, и прошагали уже километра три. Склон утёса впереди приближался, нависая чёрной громадой над сиреневым небом. Наконец, Соловец свернул к самому крайнему дому, напротив которого стоял его близнец, только с покосившимся забором и заросшей прилегающей территорией.

За забором гавкнул пёс, и провожатый Андрея прикрикнул:

– Цыц, Серый волчара! Свои! – сплюнув на землю, пробормотал, – старый стал, раньше прям захлёбывался от лая, разрывался. Кондратич его на охоту всегда брал, хорошая псина, умная.

Калитка была открыта, и вся компания прошла по тропинке к крыльцу, Серый подбежал к ним, тыкаясь в ноги лохматой мордой и обнюхивая. Он оказался вовсе не серым волком, как можно было судить по кличке, а коричневым с белыми пятнами спаниелем. И кто додумался так назвать пса? Мальвина рискнула погладить его, и Серый облизал ей руку, тихонько заскулил.

– Хороший, хороший… Только не прыгай на меня, ой!

Спаниель явно выделил Мальвину из всех прибывших гостей и кружился вокруг, подпрыгивая и вставая на задние лапы.

Не утруждая себя стуком в дверь, Соловец толкнул её и крикнул:

– Кондратич, здорово! Я тебе жильцов привёл!

Из небольшой прихожей они прошли в комнату, Серый попытался пробраться за ними, но был решительно выдворен за порог Соловцом:

– А ну на место!

Андрей с любопытством оглядывал убранство, на ум приходило именно это слово. Под ногами расползались полосатые половики, разбросанные по комнате в хаотичном порядке. Всю поверхность двух стен покрывали ковры, старый массивный сервант пестрил фотографиями, кружевными вязаными салфетками и книгами. В его глубине за стеклом поблёскивал голубоватый сервиз, а на верхней полке красовались пузатый самовар и керосиновая лампа.

Рядом с сервантом возвышалась швейная машинка, причём ей регулярно пользовались, судя по расставленным катушкам разноцветных ниток и сложенным в аккуратную стопочку тканям. Над ней к стене крепилось зеркало в тяжёлой деревянной раме.

Напротив серванта стоял круглый деревянный стол и четыре венских стула, накрытых круглыми вязаными накидками, а окно закрывали плотные клетчатые шторы. Такие же шторы занавешивали дверной проём, ведущий вглубь дома.

– Иду! – раздалось оттуда, – минутку!

Зашуршали быстрые шаги, и на пороге возник хозяин, вытирая руки полотенцем. На вид ему было лет семьдесят, но назвать этого человека стариком у сыщика не повернулся бы язык. Худой, жилистый, коричневый от загара, словно прокопчённый окунь, мужчина сверкнул яркими голубыми глазами и направился к своим посетителям.

– Чего шумишь на ночь глядя, Семёныч? Жильцов, говоришь, привёл? – приговаривал он, пожимая по очереди руки Андрею и Соловцу. – Ну, будем знакомы, Костин Константин Кондратьевич. Но я церемоний не люблю, просто Константин.