– Конечно.

Марх кинул взгляд на ютящиеся в углу пустые бутыли, в кузне витал перегар – не то, что человека – быка с копыт свалит:

– Ты, видать, не знаешь, что винный дух сталь портит? А мне надо, чтобы крепчайший металл был.

И без того красное лицо кузнеца зардело, глаза выкатились, стал захлебываясь, оправдываться:

– Так это ж не винный дух. От мамайского вина, ессно, не жди ничего ладного. А у нас-то… первач… пшеничный. Он ведь стали силу придает… как это… гх, дракону хороший баран.

– Нескладно у тебя врать получается. Возьму, все равно по новой переделать не успеем. – Тарсянин протянул мешочек с серебром. – Если задуманное удастся, оплачу все. А нет – сам по новой луне продашь.

– Хорошие клинки, все по старым схемам делал, только вот запястники непросты, мудрили долго.

– Ну, не поминай лихом, Кривдын. Даст Высший, свидимся.

– Даст, как два пальца по наковальне. С таким оружием хоть на адовых псов…

Тарсянин покинул кузню и околицей прошел на площадь. До встречи с юношей оставалась пара часов, и нужно было, до смерти нужно было успеть. Площадь выложена все тем же зеленоватым, квадратным камнем. С юных лет Марх дивился – как в их селении, где на домах крыши соломой крыли, площадка из камня? Говаривали, что на том месте раньше приносили кровавые жертвы богине Мокошь. Воин обошел площадь кругом, припоминая шаги и направления. Осмотрелся – никого. Пригнулся, вставил нож между камнями. Аккуратно – не обломать бы лезвие, – скрипя зубами, приподнял один из них. Под зеленым стражем находился тайник – место, которое маленький Марх никому не показывал. Он заложил в пустоту сверток, закрыл камнем, накидал землицы. Вдалеке послышался стук каблуков. Авенир подошел, немного бледный, задумчивый.

– Ты что невесел, сокол? Книг умных начитался? Иль дурман-травы перенюхал?

– Да я это… Ну да, перечитал. Так увлекся, что даже не поел. А еще в этих лавках пыли… Надышался – не дурман-трава, но пробирает не хуже. Ты как?

– Я в оружейню ходил, да в кузню наведался. Прикупил у мастера ножичек – ну так, рыбку, мяско, да головы тамильские резать. Пошли к Тангиру, может больше поесть и не удастся.

За столом сидели молча, шутки не шли, изредка перекидывались словцом.

– Завтра полнолуние.

Тангир откинулся на кресло, ковырял в зубах. Сытый взгляд блуждал, иногда останавливаясь на тарелке, пальцах, картинах; потом снова скользил по поверхности стола, перебегал на лица гостей, спрыгивал на пол и никак не мог найти себе пристанища.

– Точно пойдете?

– Да, есть уговор. Иначе хозяин цирка шкуру снимет, ему до смерти животина нужна.

Марх жевал куропатку. Мелкие косточки не выплевывал, разгрызал и проглатывал – зачем из-за такой мелочи прерывать удовольствие.

– Мой дом для вас открыт. Если надумаете, приходите до захода солнца – схороню. После – никому не открою. Как сказано древними – не до жиру, быть бы живу. Если что нужно в дорогу, просите, не обеднею. Ятаган не отдам, это для меня, хм… святое.

– Спасибо, Тангир. Мы от тебя ничего не желаем – не то, чтобы не нужно, да в дороге лишним грузом будет. Вот только…

Марх немного подумал. Посмотрел на Авенира. Тот поглощал кашу – без аппетита, словно зачарованный – явно не расположен к разговору.

– Дай нам горшочек с редким маслом. Как его, которое из корня пескорлии добывают. Очень уж вкусное, будем кролей им поливать.

Купец оскалился:

– Даже бровью не веди. Отолью по-дружески. Эй, Жмых – слышал про масло? Вот и двигай. А юнец твой чего пожелает?

– Да не надо ему. Книжек начитался – теперь месяц, как лунь под укропом – ни слова, ни взгляда. Ему и так весело.