– Прорицательный чародей. Я Хеттура, местная целительница. Ты знаешь о проклятии Витрбаша, но смел и не отступишь. Твоему другу грозит опасность, только ты можешь ему помочь.

– Марх? Откуда ты… Чем можешь подсобить?

– Иди за мной, чародей…

Ведьма скользнула в закоулок. Авенир едва поспевал – перед его взором маячил лишь цветастый плащ женщины. Они очутились в темной комнатушке. По стенам развешаны свитки с письменами, на полках склянки, коробочки, черепа, хвосты, перья животных.

– Сядь.

Хеттура выплыла, казалось, из голой стены. Юноша сел за стол, напротив, в старом драном кресле, устроилась ведьма. Слетела кисея, прозрачный шар тускло осветил хибару:

– Я расскажу, что надо делать, а чем ты заплатишь? Кровью?

Голову дурманил запах гнили и смерти. То и дело представали образы. В этом месте чувствовалось течение духовных сил. «Близость полнолуния истончает преграду между двумя мирами» – вспомнил уроки Авенир. Глубоко вдохнул, несколько раз сжал кулаки, протер глаза.

– Нет, ведьма. Не прислужник я злым силам. Но, – заметил ярость в глазах гадалки – есть другой дар, не хуже.

Рука потянулась в сумку, нашарила склянку.

– Это – магическое зелье набов.

Ярость в глазах сменилась алчным блеском.

– О да, такая плата вполне подойдет.

Волшебное пойло жабосвинов усиливало человеческие способности. Выпивший его мог не дышать больше недели, раны затягивались молниеносно, появлялась звериная сила и ловкость. Кроме того, на несколько дней зелье повышало усвоение магических приемов и знаний – за это время можно стать крайне могучим акудником. Вот только набы редко таскают бальзамчик с собой – все хранят в глубине болот – человеку не достать.

– Вот, положи под язык огнецвет. Всю дурь разом снимает, да подлечить может – пригодиться. А теперь обхвати руками камень.

Авенир сжевал цветок, прислонил ладони к мерцающему шару. Женщина наложила руки поверх. Пальцы защипало, по кистям поползли разряды – вместо крови по рукам потек палящий огонь. Юноша застонал и попытался оторваться от шара, но руки ведьмы окаменели – не вырваться. Сознание погрузилось во тьму. Огненные волны накатывали одна за другой, в висках громыхало, перед тем как отключиться, увидел ветхого старикашку. В пигментных пятнах лицо, седая бородища и острые огромные уши. Видение просверлило парня молящим взглядом и Нир услышал трескучий протяжный голос: «лосиные жилы… жилы найди. В них ваше спасение…»

Марх наблюдал из-за угла, как Авенир скрылся в одной из тесных улочек Витрбаша. Усмехнулся. Парень проведет день среди книг и травок. Пусть отдохнет, а ему делом заняться надо. За двадцать лет поселок превратился в городок. Хибары сменились добротными домами, появились новые улицы, вместо пыльных дорог сияли каменные мостовые – но, несмотря на это, тарсянин мог поклясться, что ничего не изменилось. Вело чутье, которое бывает у каждого странника, пришедшего после многих лет скитаний в родную землю. Вроде бы все сменилось, людей уже тех нет, а сердце ведет по памятным местам. Вот ручеек, где плескались с друзьями, вот стоит кедр, которую отец посадил на рождение сына – помнил ее маленьким росточком, а сейчас уже рослое дерево.

Воин дошел до лавки кузнеца. Тот заговорщически поманил за собой, повел в кузню. Марх следовал за детиной, не запоминая дорогу, зная, что сердце выведет, отыщет путь. Зашли в кузню. Помятый Кривдын достал сверток, развернул. В ветоши лежало два меча, около десятка метательных ножей, наруч с когтями и браслеты-запястья.

– Всю ночь ковал. Пришлось других кузнецов звать, сам бы не управился.