Из тени шатра появилась облаченная в алую накидку девушка.

– Отдыхай, мой господин. Я Фатира, подарок великого кагана. Любое твое желание для меня закон.

Дыхание перехватило. С замиранием сердца парень разглядывал смуглокожую молодицу. Высокая, ноги в кожаных сандалиях, овязывающих до колена. Пояс, увенчанный золотыми цепочками и монетками, округлая чаша живота с маленькой ложбинкой над пупком. Небольшие, острые груди, стройные руки. Лицо худощавое, овальный подбородок, пухленькие, поджатые губы. Пряди волос спадали на лоб, а зеленые, глубокие как озеро глаза, то устремляли свой взор на юношу, то стыдливо смотрели в земляной пол.

– Ты… ты очень красива, Фатира. Я еще не видел такой стройной и статной девицы.

Наложница вспыхнула, на щеках заиграл румянец.

– Подай мне чашу с маисовым настоем. Растолки алоэ и добавь в пиалу. Нужно наложить повязки со снадобьем на плечо и бок.

– Повинуюсь, господин. Я добавлю тагорский порошок и мумие, чтобы приглушить боль.

Девушка приготовила мазь и натерла опухшие места.

– Через неделю о боли даже не вспомнишь.

– Откуда ты знаешь искусство целительства?

– Нас многому учат.

– Нас?

– Да. Каганат отбирает девушек из полона для заботы о раненых воинах, гостях, в качестве живого подарка князьям. Мы учимся всему – кухне, разговорам, музыке, целительству… любовному искусству.

– Но ты не похожа на хуннку, и я не встречал таких как ты в этих землях.

Фатира горделиво задрала носик:

– В ханском гареме есть девушки для гостей разных рас и культур. Меня привели к тебе по цвету глаз. Боги соделали мир таким, что глаза выдают род, племя. Некоторые волхвы даже могут проречь о семье. Девушек своей культуры хунны не отдают в гарем – они соблюдают чистоту рода, также как и знатные мужчины во время набегов, и сам великий каган. А для гарема хватает «дани» с поселений. Я – дочь Турманских земель.

– Спасибо за помощь, Фатира, уже почти не болит.

Девушка продолжала держать руку на животе гостя, второй поглаживала мускулистый торс. Авенир ощутил прилив тепла в тазу, замялся:

– Я… уже чувствую себя лучше. Думаю, мне нужно отдохнуть.

На глазах наложницы навернулись слезы:

– Тебе не нравятся мои ласки? Я не так выгляжу?

Парень залился краской, в горле пересохло:

– Нет…

Девица вскипела:

– Все вы, вояки, думаете только о себе. Конечно! Что там какая-то наложница… А зеленоглазый гость может еще через десяток лет только появится. Что ж мне теперь, до старости в девках ходить, под поясом? Или отправят какому-нибудь старому уродливому князю – еще хуже!

Нир сглотнул, затрес руками:

– Нет… Фатира… ты прекрасна, просто я это… ну, никогда…

В глазах наложницы вспыхнули озорные огоньки, уголки рта хищно приподнялись:

– Не переживай, господин. Твоя служанка все сделает сама.

Алая накидка улетела на скучающую медвежью шкуру. Рука Фатиры погасила светильник и обвила шею юноши…

Что-то твердое назойливо толкало Марха в бок. Тарсянин приподнялся, побагровевшие глаза никак не хотели открываться. В ушах гудело, руки дрожали, во рту привкус тарбаганской паленой шкуры. Скорая смерть не пришла за ним – может, побрезговала прикасаться к упитому в таз телу. Понемногу из пелены появился силуэт молодого хунна, который тупым концом копья раздраженно будил гостя. Юноша осклабился, от пронзительного высокого голоса хотелось зарыться в землю:

– Жив, видать. Так вчера нахлебался, мог и к своему Бадучену отправиться. Твой послушник уже проснулся, ждет на обрядовом привале.

– Молви ему, что я скоро приду.

– Сам скажешь, ты мне не господин.

Марх повернулся, пошатываясь, встал. Набат в голове стихал, тело еще ломило, но дрожь прошла. Что же было?