На этих словах его шепот затих, возможно, он удалился. Андре боялся поглядеть ему вслед, нарушив правила игры. Более того, он положил кончики пальцев на край стола подобно дитяти, когда велено прилично себя вести, а ситуация напряженная. Поскольку и дальше их застолье протекало в безмолвии, Андре решил, что месье Мийону надо бы что-нибудь сказать, хотя бы пустяк.

– Cette bisque sent bon[13], – сказал он, так как суп из раковых шеек и впрямь издавал очень аппетитный запах, хотя Андре не смел взяться за ложку.

К его великому удивлению, Ирена очень скоро убрала обе полные тарелки. Она явно не поняла смысл его реплики. После чего своим обычным голосом, только осмотрительней, чем всегда, она сказала:

– Лучше вам, молодой господин, не приниматься за еду, пока он не придет. Вам еще понадобятся силы. Мы должны подавать ему пример, а это совсем не просто.

Между тем она снимала с серванта одну миску за другой, на каждой – серебряная крышка, каждая на отдельной спиртовке, и располагала все аккуратным рядком на дамастовой скатерти.

– Потом никто не станет прислуживать, – пояснила она, – ни Ирена, ни Непомук.

– Да, у обоих есть веские основания оставаться там, где они есть, – заметил Андре громче, чем ему хотелось бы, впрочем, он сумел не рассмеяться в голос, и уже это было большим достижением. Второй призрак снова уселся на свой стул. Он приложил палец к вырезанным на маске губам. С этой секунды оба приглашенных снова начали объясняться тоном, приличествующим их роли, хотя по смыслу речи их были вполне неподобающими.

Ирена застонала:

– Есть паштеты, лосось, соус «Муспин», бараний окорок, вымоченные в сливках рябчики, спаржа маринованная и с сыром, плумпудинг, разные фрукты, сыр бри. К кофе подадут «Марк Бургонь», а вина будут трех сортов, одно крепче другого. Кто выдержит такое? Он приучил меня к ужасному обжорству. Иначе он будет голодать. Не могу же я допустить, чтобы он голодал.

Андре вздохнул:

– Нет, конечно, не можешь. Не забывай только, что он и сам затрудняет себе жизнь. С тех пор как я сюда пришел, час назад или чуть больше, он уже четвертый раз переодевается – без помощи, но с пунктуальной точностью. Трудно поверить, но он превосходит любого артиста в преклонных годах, а ведь ему девяносто. Бедный Балтазар!

– Он переест! – причитала она. – Всю неделю ни крошки, а потом один раз – и без всякой меры, в его-то годы! Боюсь, быть беде!

Тут оба они разом опустили голову. Оба почувствовали приближение тени прежде, чем ее выдал какой-нибудь знак. То явился хозяин дома. Он скользил неслышными шагами вокруг необъятного стола. Теперь он был облачен в подлинный черный сюртук лучшей эпохи, низкий отложной воротник и пышный белый галстук поверх крахмального пластрона. Темные панталоны и на сей раз были у него в обтяжку с накладными икрами и натянуты на сапоги при помощи штрипок. Андре одним взглядом охватил все, включая измененную прическу.

Дед его сел напротив своих гостей, подобно им наклонил голову и сложил изящные руки. Внук с жадностью вбирал внешние приметы этого дряхлого бытия, работа глаз вытеснила активное сострадание: жаль, что это так кончается.

Внутренняя сосредоточенность хозяина свершилась, он раскрыл близстоящую миску, оделил гостей паштетами, но свою тарелку оставил пустой. Андре был этим встревожен и растерян. Однако пример Ирены подбодрил его: она брала уже третью порцию, тогда он на радостях съел четыре. В миске осталось еще пять, но они разом исчезли – во чреве Балтазара, как с превеликим удивлением осознал его внук, лишь на две минуты выпустивший деда из виду.