Тем не менее, я был встревожен и предпочел бы, чтобы этого инцидента не было.

Примерно в это время в замок Константина Вишневецкого прибыл гонец с посланием от такого высокопоставленного лица, как московский царь или цесарь, Борис Годунов.

Оказалось, что слухи о том, что некто объявил себя Дмитрием, сыном царя Ивана, уже достигли ушей этого царя Бориса Годунова, узурпатора и, возможно, убийцы, каковым мы теперь считали его в Польше. Слухи эти отозвались в царских ушах наводящим ужас звоном.

Тем не менее, в своем послании он не выказывал ни страха, ни беспокойства, но лишь возмущение, какое только может испытать любой монарх при известии о том, что появился другой претендент на трон.

– Пришлите ко мне этого самозванца, – писал он, – и он получит по заслугам. Это маловажный для меня вопрос, однако же, я готов заплатить, ежели его живым доставят в Москву. Впрочем, мне нет дела, пришлете вы его сюда или оставите у себя, если вам нравится давать убежище этому жалкому обманщику и самозванцу.

После совещания с его высочеством гонца отослали назад, причем граф Вишневецкий, которому было адресовано послание, не написал ни строчки в ответ. Царевич, между тем, велел гонцу передать своему государю послание на словах. Звучало он так: «Скажи царю, каковым он себя возомнил, что тот, кого он осмеливается называть самозванцем, скоро придет в Москву – слишком скоро для спокойствия и благоприятного положения боярина Бориса Годунова».