– Как вы посмели, сударь? – закричал он. – Вы не знаете, кого вы ударили.
– Я знаю, что плачу вам жалование как слуге, а вы порезали меня по своей глупости и неловкости, – взревел граф, – да еще вздумали угрожать мне? Прочь, глупец! Довольно, больше я в ваших услугах не нуждаюсь. Хотя постойте, – добавил граф, когда уволенный слуга собирался уходить, поникший, с опущенными плечами, словно он внезапно вспомнил, где его место, – что значит, я не знаю кого я ударил? Я подозревал, что вы не простого происхождения. Это так?
– Да, это так, – быстро ответил Дмитрий.
– Так кто же вы?
– Тот, слухи о котором, уже добрались до вас, граф Вишневецкий. Тот, кто восстал из могилы. Дмитрий, сын царя Ивана.
Граф Адам был удивлен, заинтригован, но не убежден.
– Я слышал слухи, – сказал он, – в самом деле. Но как я узнаю без доказательств, что вы тот самый человек, о котором ходят странные рассказы?
– Если моего слова вам недостаточно, – отвечал юноша, – спросите Земского, он может подтвердить мою личность. Если его свидетельства также недостаточно, я могу попросить доказательство у того, чьи слова не сможет опровергнуть даже граф Вишневецкий, – у его преосвященства нунция при королевском дворе.
– Тогда ваш рассказ несложно будет подтвердить, – заключил граф. – Нужно лишь послать за молодым Земским, которого я знаю и которому могу доверять.
Так история появления Дмитрия в Брагине была рассказана мне в доме одного пана в Сандомирском воеводстве, и я поспешил подчиниться уговорам Вишневецкого, просившего меня приехать и подтвердить личность московского царевича.
ГЛАВА VI
Тем, кто читает об этом деле, может показаться чудом, что появление царевича Дмитрия перед публикой не было почетным и запоминающимся, что он скорее вполз в мир великих под видом жалкого и смиренного слуги. Что ж, если он пошел таким путем, значит таков был его выбор. Но моему отцу, знавшему как никто другой польский темперамент, казалось, что наш народ будет более расположен слушать историю, щедро приправленную романтикой, нежели скучный и банальный рассказ о посещении московским царевичем дома польского вельможи. Поэтому он составил план, по которому Дмитрию предстояло самостоятельно выбрать лишь то, как именно обставить свое появление. История будет пересказываться среди тех, кто уже слышал слухи о его возрождении из могилы, и несомненно будет набирать обороты при каждом пересказе.
Польский вельможа, в доме которого я гостил в тот момент, когда получил послание от графа Вишневецкого, и которому я днем или двумя ранее я рассказал о бродивших в Кракове слухах, воспринятых им со свойственным ему безразличием, теперь вдруг заинтересовался и воодушевился новостями.
– Если правда то, что юноша явился во плоти, – сказал он, – и все намерения и обстоятельства указывают на то, что он поляк, я не удивлюсь если король поддержит его дело. Польский король на московском престоле – поляк и добрый католик во главе московской церкви – только подумайте об этом, любезнейший!
– Я думал об этом, серьезно думал, – отвечал я, – и поэтому я выбрал на днях дом вашей светлости. Теперь я могу уведомить его величество и, осмелюсь сказать, его преосвященство, что этот преданный пан и тот, – тут я назову имя вашей светлости и другие имена с репутацией и весом – готовы поддержать его величество, если он решит действовать в пользу царевича.
– Посмотрим, посмотрим, – ответил пан. – Многое будет зависеть от личности этого юноши. Вдруг он и впрямь царевич и – святые угодники! – закончил он со смехом, – при этом слуга старого Адама Вишневецкого