Медведь взревел, что есть мочи, и тайга разнесла на многие километры этот леденящий кровь боевой клич.
Огромными прыжками бросился лесной человек навстречу сопернику, горя желанием уничтожить его, разорвать на клочья, пролить горячую кровь его на холодный искристый снег.
Могучие мышцы его перекатывались под шкурой, покрытой длинной лоснящейся шерстью, стальные когти легко вспарывали моховой покров и промерзшую землю,
Комья земли и ошметки кочек веером летели по за ним, встречные мелкие деревца и сухостоины, попавшиеся на пути, ломались, как высохшая трава…
Словно артиллерийский снаряд пролетел он болото, речку, сосновую гриву, выскочил на берег озера, утробно ревя,
И тут в грохоте, лязге, сиянии огней появилось чудовище, при виде которого шерсть на медвежьем загривке встала дыбом. Он попытался остановиться, но инерция была велика, и он проехал на лапах метров десять, едва не угодив под ревущее и грохочущее, исторгающее жар и смрад чудище, превосходящее многократно его размерами и силой.
Глаза чудовища горели огнем, и огонь этот был настолько велик и силен, что от него загоралась едва ли не вся тайга, он исторгал страшный рык и рев, перекрыть который медведь был не в силах, он тащил по за собой, как змей огромный хвост, и на хвосте этом сидели люди, которые кричали и махали руками, показывая на хозяина тайги…
Потрясенный медведь рявкнул, сделал громадный прыжок в сторону и повержено бросился под кров тайги.
Он летел, не разбирая дороги, слыша только грохот и лязг, ноздри его ловили дурманящий запах сгоревшей солярки, а в глазах отражались сполохи огня, игравшие над сумеречной тайгой.
И только ночью, лежа под гигантским еловым выскирем, вывернутым из земли летней грозовой бурей, пришел «лесной человек» в чувство после этой встречи. Вместе со стремлением уйти, спрятаться в чаще в самом дальнем таежном углу, родилось желание следовать за этим чудовищем, стать умнее и коварнее, подстеречь его, выкараулить. нанести удар, переломить хребет и выпустить дурную кровь из агонизирующего железного тела…
Приехали!
В сумерках, проламываясь через мелколесье, на кордон прибыл геологический поезд. Передовой грохочущий трактор на широких гусеницах тащил за собой сани, на которых была установлена цистерна с горючим, на других санях стоял жилой вагончик, второй трактор тащил в сцепке пару саней с оборудованием и прочим снаряжением для строительства площадки и установки буровой.
Лукьян с ребятами по русской традиции встречали геологов хлебом солью.
Стихли дизеля, и над поляной повисла было первозданная тишина. Но тут отворились двери вагончика и на снег, словно горох со смехом и шутками посыпался веселый молодой народ.
Распахнулась кабина трактора и на широкую гусеницу ступил крупный мужчина в собачьих унтах, дубленом полушубке и мохнатой шапке.
Веселые голубые глазаего сияли, скуластое лицо озаряла радостная улыбка. Он легко спрыгнул на землю и сгреб в свои объятия Лукьяна.
– Ну, батя, ты все-таки дождался. Теперь-то мы отсюда без фонтана не уйдем.
– Не уйдем, Иван Тимофеевич! Тут она нефть, тут. Я ее носом чую. – Радовался Лукьян, обнимая приезжего человека.
Лукьяна Северьянова и ребятишек уже окружили геологи, тормошили их, протягивали руки, знакомясь.
– Гляди, гляди, Васька, – Колька Покачев показывал на молодого парня, возившегося со сцепкой у трактора. – Узнаешь? Это же Костя Пирогов! Рыбак с Оби. Он нам еще берданку дал.
Действительно, ошибки быть не могло. Это был их Костя.
Васька даже подпрыгнул от радости и завопил во все горло:
– Костя! Костя! Иди скорее к нам!
Широко улыбаясь, Костя шагнул навстречу.