Так они и стояли: Камилла, прижав к себе руки, и тварь, неистово царапая ошейник.
Присмотревшись к чудовищу, девочка увидела, что плечи, ноги, грудь и, наверно, спина его не только покрыты глубокими морщинами, но и испещрены разного размера рытвинами, походившими на маленькие гнёзда. В этих отверстиях лежали кисти, писчие перья, палочки и небольшие связки трав, стеклянные пузырьки с водой и другими жидкостями, даже из одного уха торчала небольшая щёточка. Камилла насчитала около тридцати иссохших язв, заполненных мелкой утварью, но самым отвратным показался ей живот. Одной лапой тварь постоянно поддерживала норовившее отвалиться брюхо. Оказалось, что это и не брюхо вовсе, а обложка книги, большой и довольно толстой. Верхним краем фолиант упирался в рёбра, а нижним в древесный таз коряки. С каждым вдохом книга приоткрывалась, с каждым выдохом закрывалась, напоминая вспоротый сбоку живот обескровленного тела.
Зелёные мертвецкие глаза бездумно впились в Камиллу. На мгновение проявленный гнев сменился привычным равнодушием. Огонь за спиной девочки продолжал гореть, становилось жарко. Кружилась голова, по спине текли капли пота, Камилле казалось, что сзади, пониже спины, она, и вовсе, уже неплохо пропеклась.
– Я тебя не боюсь, пенёк, – сказала девочка. – Может, выпустишь меня? Убивать за пол кастрюльки супа как-то мелковато для такой страшилищи, как ты, разве нет?
Ответа не было, наоборот, коряга замерла и вела себя тише, чем до этого.
– Эй, – Камилла щёлкнула пальцами перед клыкастой мордой.
Коряка не двинулась, только клацнула челюстями.
Камилла от неожиданности вновь вскрикнула и отдёрнула руку.
Снаружи, из-за двери послышались шаги, звонкие, неторопливые. Высокий и чистый, мелодичный голос пел заунывную песню. Камилла пыталась понять, что это за песня, но слов так и не расслышала.
В замочную скважину вошёл ключ. Провернулся. Едва громче ударов напуганного сердца Камиллы щёлкнул замок. Дверь открылась и в подвале показалась невысокая, стройная и очень красивая женщина в длинном платье и тёплом, припорошённом снегом плаще. В руке, на согнутом локте висела накрытая полотенцем корзина.
Лицо женщины едва тронули морщинки, взгляд её полнился спокойствием и мудростью. Тридцать ей лет, или пятьдесят было непонятно, но это и не имело никакого значения. Каждое движение женщины пленяло, излучая нежность и привлекательность, как у молодой девушки.
– Ох, дитё! – воскликнула женщина, с тревогой глядя на Камиллу и коряку. – Саад, отойди от неё!
Существо сразу отпрянуло к колонне, но всё равно не отводила взгляда от Камиллы.
– Ворвалась, – прохрипел Саад. – Ела.
– Никто не врывался, – сказала женщина, подходя к колонне. – Мы сами приютили её. Ты что, забыл?
– Могла обжечься, – хрипел Саад. Он перевёл взгляд и уставился на хозяйку, настолько ласково, насколько позволяли его мертвенные зелёные глаза.
– Дитё, – женщина протянулась к девочке, – Не бойся.
– Не подходите! – настойчиво сказала Камилла. – Сначала скажите кто вы, и куда меня привели.
И женщина рассказала. Ничего не скрывая, она искренне поведала девочке всё о своей жизни. Женщина не врала, Камилла точно знала это, потому что за годы бродяжничества научилась распознавать ложь. Женщину звали Роана и она была колдуньей. Зарабатывая на жизнь мелким колдовством – приворотами да гаданиями – и знахарством, Роана сумела скопить денег и купить этот небольшой дом. Со временем слухи о ней разошлись по округе, пылких девиц и беспокойных женщин скопилось достаточно, чтобы хватало на хлеб, одежду и ещё оставалось на всякие колдовские прелести. Колдунью в городе не то чтобы любили, но уважали и ругали всякого фанатика церкви, что грозил Роане костром, называя её ведьмой.