События, происшедшие вслед за этим, довольно таинственны. Аммиан возлагает всю вину на вероломных лимигантов, но от него другого ожидать и не приходится. Похоже, что между представителями племени и Римом был заключен договор. Сарматам было даровано разрешение переправиться через реку и ступить на римскую почву. Константин вновь вернулся в этот регион со своей армией. И в ключевой момент что-то пошло не так. Вместо того чтобы подчиниться, сарматы атаковали императора – по крайней мере, так утверждает Аммиан, – и римляне вступили в бой. «И так как наши ринулись с тем, чтобы смыть позор своей храбростью, и пылали гневом на вероломного врага, то без всякой пощады убивали всех, кто попадался навстречу, топтали ногами живых, умирающих, убитых; прежде чем насытилась их ярость кровью варваров, воздвиглись целые груды мертвых тел».
Возможно, лимиганты действительно поступили вероломно. Или же Константин хотел этим подчеркнуть, что его приказам должно следовать беспрекословно. Или же, что не менее вероятно, трагедия произошла в результате недоверия и непонимания. Но за время своего существования империя иногда принимала в свой состав представителей иных народностей, обитавших за ее пределами, чтобы иметь возможность контролировать приграничные территории. С одной стороны, римляне получали новых налогоплательщиков и, возможно, будущих солдат; с другой – было необходимо предотвратить потенциально опасное перенаселение близ границы[100].
Все эти методы использовались довольно часто. Периодические военные вторжения привели к заключению мирных договоров со всеми племенами, населяющими тот или иной приграничный регион, при этом нередко разрушались уже существующие опасные крупные союзы, друзья вознаграждались, враги наказывались. Так с помощью кнута и пряника – страха, порожденного карательными военными кампаниями и взятием заложников, в сочетании с оказанием финансовой поддержки отдельным племенам и даровании им торговых привилегий – римляне заботились о том, чтобы установленный ими порядок не рухнул сразу же, а просуществовал как можно дольше. Эти методы были вполне эффективны, но, разумеется, не идеальны. С точки зрения империи их успешность можно определить по долгосрочности соглашений и договоров. По моим подсчетам, в среднем дипломатические соглашения, заключаемые между империей и племенами, жившими на берегах Рейна и Дуная, действовали на протяжении двадцати – двадцати пяти лет, то есть в пределах одного поколения – благодаря военной интервенции. Вполне вероятно, что игра стоила свеч (мир в обмен на военные потери) и римляне устанавливали вполне разумные условия. Однако необходимо помнить, что вся эта система держалась на редких, но решительных военных кампаниях империи. Приграничные племена были частью римского мира, однако они входили туда отнюдь не по доброй воле и на взаимовыгодных условиях. Рим регулярно прибегал к военной силе, подтверждая свое превосходство.
Методы римской дипломатии сами по себе весьма интересны и описаны в соответствующих научных трудах. Они также способствовали развитию и трансформации германского общества. Чтобы понять, почему все обстояло именно так, нам вновь придется вернуться к народам, населяющим земли вдали от римской границы, рассматривая их в качестве активных участников событий. Римская дипломатия, разумеется, оказывала на них определенное прямое воздействие, но это лишь часть истории. Племена и отдельные индивидуумы на землях Древней Германии по-разному реагировали на стимулы, применяемые во внешней политике Рима на протяжении четырех веков, и эта реакция не менее важна, чем вмешательство империи в их развитие.