Отошедшие из портов, или пришедшие в порты, должны каждый день лозунг посылать на землю, или с земли на море, молодший к старшему. – Флагманы, и прочие командиры и Капитаны, приходящие на якорь в портах и рейдах, с моря ли пришед, или при отъезде на море, повинны посылать каждого дня ввечеру старший к нижнему, с моря ль на землю, или с земли на море лозунг, для того, ежели какие нужные ведомости случатся ночью, чтоб можно было с теми лозунгами с моря к городу, а из города на море посылать.
По возвращении из компании подавать в Коллегию протоколы, и журналы свои и прочих кораблей. – По возвращении из компании должен подать в Коллегию Адмиралтейскую протоколы и журналы, как и свои, так и от Командиров всех кораблей, дав им в том квитанции…
Флотоводец Пётр Великий
Почему Петр Первый так полюбил море, столько сил потратил на создание флота? Историк Игорь Андреев отвечает на этот вопрос так: «Все это было проявлением симптомов непонятной для русских людей болезни под названием «любовь к морю». И даже не болезни – настоящей горячки, которая не проходит и не ослабевает с годами. Уже повзрослевшему, разменявшему четвертый десяток Петру будут сниться, как мальчишке, корабли: «сон видел: [корабль] в зеленых флагах, в Петербурге»; «сон видел, что… был я на галиоте, на котором мачты с парусы были не по препорции…» Зрелость, конечно, чувствуется в этих морских сновидениях царя. Выверенный взгляд корабела даже во сне покоробило отсутствие должных пропорций в галиоте. Но ведь все равно при этом сны его – о кораблях и море!
Для современников и потомков как было, так и остается тайной рождение этой всепоглощающей, неизбывной царской страсти, которая, кажется, была самой сильной из всех его привязанностей. И в самом деле, откуда у Петра появилась эта склонность? Как могло случиться, что этот царственный подросток, видевший морские суда только на картинках, которые ему показывал учитель Никита Зотов, начал донимать жителей Немецкой слободы расспросами об иноземных флотах, а затем вознамерился построить свой собственный? И не просто вознамерился – построит!
Конечно, нельзя сказать, что в поисках ответов на эти вопросы ничего не было сделано. Не одно поколение историков просеивало через исследовательское сито слова и поступки Петра. Однако надо признать, что исчерпывающие ответы так и не были даны. Да их и не может быть. Ведь мы имеем дело едва ли не с самым трудным и сокровенным – с историей становления личности. Эта тайна была известна одному лишь Петру, и с Петром же она, им недосказанная, навсегда скрылась от нас.
Но в конце концов важно не это. Страсть Петра к морю и флоту обернулась на благо России. Потешные суда Переславской флотилии превратились в линейные корабли, а само кораблестроение, воплощавшее в XVII–XVIII веках самые передовые достижения промышленности и научно-технической мысли, потянуло за собой развитие новых отраслей производства и образования. Маленький ботик оказался в основании огромного общенационального дела, и не случайно сам Петр, умевший ценить то малое, что становилось истоком великого, присвоил ему почетное звание «дедушки русского флота». Так что, когда ботик, за рулем которого сидел государь, а на веслах – адмиралы, в 1723 году под орудийные залпы обошел грозный строй Балтийской эскадры, почести эти были вполне заслуженны. С ботика в самом деле многое в нашей истории началось».
Петр Великий понимал, что в достижении стратегических целей, стоявших перед Россией, важную роль должен был сыграть и военно-морской флот, который он рассматривал как неотъемлемую составную часть вооруженных сил страны. Помещенное в предисловии к Морскому уставу 1720 г. крылатое изречение Петра о том, что «всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет», является наиболее ярким и кратким выражением его понимания места и роли флота в системе вооруженных сил государства. В 1720 г. Петр лично написал Морской устав, в котором обобщил боевые действия русского флота в Северной войне. Среди его новаций – введений специальной морской артиллерии.