«Наделано» столько, что вновь, как говорится в стихах: «над Волгой кружится беда». И «кони все скачут и скачут». И «избы горят и горят» (Н. Коржавин).

Да. Горят избы. Зарастают бурьяном и дуролесьем пажити. Сиротеет земля. Земля божья – говорит русский народ. А это значит общая, свободная. Вот бы нам сейчас вернуть Некрасова-то, прекрасно понимавшего толк во всех реформах и преобразованиях, идущих, спущенных сверху. «Сверху» – не от Бога, а от власти: «Ум человеческий гибок и тонок», – писал поэт и горько вздыхал, зная, что, – вместо цепей крепостных, люди придумали много иных («Свобода»).

Придумали! И еще какие. И стало вот (наблюдаем ныне):

Грош у новейших господ
Выше стыда и закона;
Нынче тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.

Верно…

Горе! Горе! Хищник смелый
Ворвался в толпу!
Где же Руси неумелой
Выдержать борьбу.

Повторяется, увы, история:

Плутократ, как караульный,
Станет на часах.
И пойдет грабеж огульный.
И случится крррах!
(«Современники»)

Но, коль история повторяется, то и Некрасов вернется, средь «жестоких страстей разнузданных» оживут голоса «честных», «доблестно павших». И заступится наконец-то за них, чего так жаждал Николай Алексеевич, страна родная. Защитит от тех, кто «камень в сердце русское бросает».

Хотел, очень хотел этого страдалец Некрасов, взывая: «Заступись, страна моя родная! Дай отпор!…» («Приговор»). И тут же сокрушенно констатировал: «Но Родина молчит…».

Эх: «Чему бы жизнь нас не учила, но сердце верит в чудеса» – это Тютчев, правда, сказал. Но поэт, открытый именно Некрасовым. Понимаю, верить в чудеса лишь – наивно. Тогда уж точно: рай земной так и останется на фарфоровых чашках. Но есть, есть подвижки. Кое-кто из «караульных» уже сидит в остроге. И вообще «не верь, чтоб вовсе пали люди; не умер Бог в сердцах людей» («Поэт и гражданин»). Это Некрасов заявляет, не я. В соработничестве со Всевышним непременно одолеем мы века злого норов. Соединив мечту с действием.

Взгляни: в осколки твердый камень
Убогий труженик дробит.
А из-под молота летит
И брызжет сам собою пламень!
(«Поэт и гражданин»)

…Потрясающе! Целенаправляюще! Не правда ли…

Этим некрасовским мощным аккордом в честь великого труженика – истинного, а не витийствующего гражданина Отечества, пожалуй, можно и завершить небольшой очерк в память о великом русском поэте, патриоте, гражданине.

10 декабря 2016 г.

«Как живой с живыми говоря»

К 120-летию со дня рождения В.В. Маяковского

«Атакующий» – известный отзыв И.В. Сталина о В.В. Маяковском, – он был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи. Эти слова послужили для некоторых «матерых» исследователей нынешнего общества, раздираемого противоречиями, как социальными, так и идеологическими, основанием считать: Маяковский советским вождем был внедрен в литературу и сознание граждан насильно, как картофель при Екатерине. (Кстати, картофель-то очень здорово прижился у нас и стал основой национальных блюд, – авт.)

А между тем Сталин прав, как никто. Маяковский – поэт. «Этим и интересен» – гордо заявлял сам Владимир Владимирович. И нет в литературе, искусстве других измерений ценности того или иного художника, кроме всепокоряющей гениальности или просто – таланта. И воображения.

Маяковский – поэт советской эпохи, «фигура исполинского масштаба, – говорил о нем другой гений того же непростого времени С.А. Есенин. – Его не сбросишь с корабля современности… Всему может придать блеск». А как вам такое заявление противника: «Ляжет (В.В., – авт.) в литературе бревном, и многие об него споткнутся и ноги себе переломают»[55].

А ведь верно, многие пытались по «лесенке Маяковского» забраться «в выси, – падали, ломали ноги». То, что делал Владимир Владимирович, неподражаемо, талантливо и, главное, искренно! «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»