Про Карла Маркса слышал?

Нет. Бакунин. Герцен. Слышал.

Ещё услышишь. Очень серьёзные люди.

Через три года, попал под амнистию, в честь какойто великой даты, и вернулся домой, правда изрядно потрёпанный, но душевно окрепший. Там, я и набрался всякого жаргона. Получить смертельный приговор и выжить, это как побывать на том свете и вернутся, заключил он. Поэтому я никого не боюсь. Вот дождусь пока все румыны объединятся, тогда и умереть можно. Встретились две родственные души. Проговорили почти всю ночь. Дмитрий, спал мирно рядом в телеге.

Скажи Штефан, ведь по ту сторону Прута, крестьяне живут не лучше. Они тоже восстают против произвола помещиков и бояр. Что тебе даст это объединение?

Ты прав Ион. Там крестьяне тоже живут плохо. Но дух свободы, сознание того, что я живу в своей стране без оккупантов, разговариваю на родном языке без боязни, даёт мне силы преодолевать любые препятствия, любые жизненные трудности. Без родного языка человек, как без души. Отними у человека душу, и он мёртв. Без родного языка, человек как живой труп. Им может управлять любой, неважно кто, русский, немец или еврей. Понимаешь, язык является средством самовыражения человека. Как можно учить ребёнка дома родному языку, и говорить ему, что на этом языке говорить не имеешь право? Как, Ион? Как смотреть ребёнку в глаза? Как объяснить ему, что он румын, а по-румынски говорить не имеет право? Где это видано? Штефан покрылся праведным гневом. Он сжимал кулаки. Даже турки, не смогли заставили нас говорить на ихнем поганом языке.

А как же Родина? Продолжал он. Получается, что я на своей родной земле, живу без родного языка. То, что я объясняюсь с тобой на родном языке, а не знаками, даёт мне силы преодолеть любые трудности. Суд в Кишинёве был тоже на русском языке. Я, попросил переводчика на румынский язык.

Смерть понимаешь? Спросили судьи.

Не понимаю, сказал я на румынском.

Тебе и не надо понимать. Всё равно умрёшь. В тюрьме, тоже всё было на русском языке.

Язык, является необходимым условием общения между людьми одной крови, одной веры. Триста лет турки нас оккупировали, а язык не заставили забыть, и от веры мы не отказались. Эти похуже турок поступают.

Человек думает на родном языке. Как мне сказать? Я Румын.

А по румынский. Еу сынт рус. Смешно правда?

А Родина? Ион. Мы что живём без Родины?

Ион молчал. Ответа у него не было. Об этом, он ещё не думал. Простой крестьянин, ставил перед ним такие вопросы, на которые у него не было ответа. Да и простой ли он? У него романтическая душа. За таким народ идёт. Ни смертная казнь, ни пытки, ни тюрьма, не сломила в нём душу патриота. Начало светать. Прощались очень тепло. Утром рано тронулись дальше в путь. Хозяин не захотел денег. Он, дал Иван Дмитриевичу торбу с продуктами, которые смог собрать быстро в доме.

«Pentru marea unire», были его напутственные слова. Штефан, оказался пророком.

Дальнейший путь, Иван Дмитриевич решил поехать полевыми дорогами, которые не значились в армейских картах, сильно рискуя. Всю дорогу, он думал про пророчество Штефана, его интересную судьбу и благородство его души. Его уверенность в том, что объединение румынских земель может вскоре произойти, постоянно сверлило его мозг. Он вспомнил, как самоотверженно воевали Румынские солдаты за независимость своей страны. Как они верили в правоту своего дела. Всё то, о чём так сокрушался Штефан, имея в виду произвол царской власти, происходило и в их селе. Неисповедимы пути господни, подумал он. Поживём увидим. Но Штефан, никак не хотел выходить из его памяти. Хорошо бы встретится с ним ешё раз. Не встречая патрулей, они целый день плутали по полям и виноградникам, и к ночи спустились в Николаевку с стороны своего дальнего участка. При въезде в село стоял патруль, но их не остановили. Близость дома, придавал всем уверенности и бодрости. Вот и дом, который продаётся сказал Иван Дмитриевич. Он остановил телегу, решив выпить воды из колодца возле дома. Опустив деревянное ведро, обтянутое металлическими обручами в колодец, он ловко вытащил полное ведро воды. Колодезный журавль жалобно скрипнул в тишине ночи. Холодная вода скрипела в зубах от пыли, которую наглотались за три дня перехода. Пили жадно, не замечая, что уже перевалило за полночь, а время военное. Дома и стены помогают сказал Иван Дмитриевич словно угадал о чём думает его сын. А ведь Штефан прав. Будут большие перемены. Надо готовится.