– Благодарю, – принял предложение Ломакин. – Вот это уже конкретные вещи!

На концерте, который на следующий день моряки давали в советском консульстве с приглашением членов Общества русских эмигрантов, было не протолкнуться. Оказались тут и Мария Гавриловна со своим неотлучным спутником, и Угрюмый.

– Слова Савинова, музыка народная, – объявил со сцены Алекандр Морозов, – «Вижу чудное приволье». Исполняет старшина Пётр Грудин.

– заливался Грудин, будто и не просидел больше месяца почти безвылазно в душных, прогорклых трюмах.

Мария Гавриловна слушала как заворожённая, грустно улыбаясь и часто поднося к глазам свой вышитый платочек. А когда баритон Сергея Чаговца запел о волжском утёсе, потом о Ермаке, объятом думой, – слёзы покатились по её щекам безостановочно, и спутник, уже не пытаясь вернуть ей спокойствие, сам то и дело стал закусывать губу. Зал провожал каждого исполнителя щедрыми овациями. Чувствовалось, что для каждого из присутствующих это был не просто концерт, а долгожданное волнующее свидание – с родиной, с молодостью, с давними, полузабытыми мечтами. Угрюмый, однако, сидел непроницаемый.

– Вот гад! – шепнул Чаговец, углядев его сквозь просвет занавеса. – Чего ж пришёл, если зубами скрежещешь?

– Недобитый, наверное, – предположил Стребыкин.

– А теперь сюрприз, – внезапно заявил с подмостков Александр Морозов. – Вчера у командира нашей подводной лодки капитан-лейтенанта Братишко был день рождения. И мы решили посвятить ему песню – «Песню о братстве». Слова, можно сказать, народные, а музыка… В общем, музыку тоже подбирали вместе – вы её, конечно, знаете.

Они пели от души – Александр Морозов, Петр Грудин, Сергей Чаговец, Николай Фадеев да ещё два офицера: механик Донат Негашев и штурман Константин Тихонов. По лицу сидевшего в зале Братишко понятно было, что никто не выдал ему секрет заранее, – чувствовал он себя смущённо, но, вслушавшись, стал даже постукивать ногой в такт.

А песню, которая шла под мотив «Трёх танкистов», зал принимал очень даже душевно.

Аплодисменты зала гремели так долго и настойчиво, что стало ясно: они адресованы не только исполнителям, но и имениннику. Братишко вынужден был встать и, с признательностью подняв руки к сцене, с поклоном обернулся к зрителям.

– Старинный матросский танец «Яблочко»! – звонко объявил Морозов. – Исполняет трио мотористов подводной лодки С-54. Аккомпанирует Сергей Колуканов.

Сергей нарочито вразвалочку вышел на середину сцены, враспашку развёл баян – и, заставляя вздрагивать дощатые подмостки, пошла из края в край ядрёная флотская пляска. То скрещиваясь в широком шаге, то с оттяжкой рассыпая дробь, то взвихривая клешами легкую пыль, моряки заставляли весь зал и хлопать в такт, и вскакивать, чуть не вторя движениям танца, и вскрикивать под залихватское «эх!», пока не разразился под крышей старого особняка всеобщий безудержный восторг, в котором слилось всё: и заразительная мощь музыки, и наслаждение пленительным мужеством танца, и радость видеть этих крепких парней, не растерявших в суровых походных буднях непобедимую радость жизни. А когда в завершение концерта раскрасневшиеся артисты встали плечом к плечу и запели гимн своей воюющей Родины Интернационал, то не одни лишь работники советского консульства или офицеры-подводники, а весь зал стоя слушал: