Заулыбались моряки, бодрей стали двигаться.
В следующем отсеке Шаповалову нравоучения не понадобились – там опытные матросы сами нашли противоядие от качки.
– Ванюша, – говорил комендору Ивану Грушину флотский «ветеран» Константин Воронков, – скажи «табуретка»!
Окружающие, казалось, застыли в ожидании ответа.
– Скажи «табуретка»! – требовательно повторил Воронков.
Грушин, смущенно улыбаясь, пытается уйти от экзекуции:
– Ну, зачем тебе?
Шаповалов, прислушавшись и не понимая, что происходит, решил вмешаться:
– Почему не приветствуете старшего по званию?
– Встать! Смирно! Товарищ старший политрук, дневальный по отсеку краснофлотец Богачёв…
– Вольно. Чем занимаетесь?
– Да вот, отрабатываем с краснофлотцем Грушиным элементы морской культуры, – поясняет Воронков.
– А при чем здесь табуретка?
– Понимаете, Ваня у нас из трудовой семьи. И рассказывает интересные вещи. Очень поучительные. Одна беда – ругается необычно.
– То есть, как – ругается?
– Просто ругается – и всё. Говорит… Разрешите повторить?
– Ну, если без мата…
– Да нет, никакого мата! Говорит: тубарет тебе в печку! Мы спрашиваем: почему «тубарет»? Говорит, дядя у него – мастер делать «тубаретки». Лучший на всю деревню! Мы ему: табуретки? Нет, отвечает, – тубаретки. Ну, мы и это… надо же помочь человеку говорить правильно!
Посмеявшись вместе с матросами и преодолевая нарастающую качку, Шаповалов отправился дальше.
Четвертый, аккумуляторный отсек встречает его сизым, прогорклым чадом. Мотористы Александр Капелькин и мичман Николай Лосев, покрытые потом и по щиколотку в воде, открыли переборки, чтобы хоть немного было чем дышать у дизелей.
– Что, заливает? – кивнул Шаповалов в сторону шахты подачи воздуха. Чтобы не набрать воды в ботинки, он не вошёл в отсек, а встал в проёме переборки, на комингс.
– Мог бы и не спрашивать! Лосев, стараясь сдержать раздражение, терпеливо объясняет:
– Известное дело, товарищ старший политрук. Как шторм, так вместо воздуха из нашей шахты водопад. Вот и приходится… делиться гарью с товарищами.
– А противогазы надеть не пробовали? – политрук не спрашивает, а почти укоряет – за то, что мичман сам не додумался до такого простого решения.
– Противогаз, кончено, штука хорошая, – не отрываясь от рабобы, отвечает Лосев. – Только там очко запотевает, приборы не разглядишь…
Лодку сильно накренило, и все трое чуть не обнялись, навалившись на дизель. По громкой связи разнеслась команда:
– Эй, на вахте: держать рули!
Шаповалов, глотнув дыма всей грудью, закашлялся. Низкорослый Саша Капелькин, нырнув куда-то под трубопроводы, вытащил на свет божий швабру и принялся собирать с палубы воду.
– Как бы вам, товарищ старший политрук, не…
Политрук понял намёк и, пристально поглядев на матроса, словно стараясь запомнить его, счёл за лучшее отшутиться:
– На море служить да ног не промочить? Так не бывает, товарищ краснофлотец… Ну ладно, не буду мешать. А насчёт противогазов всё же доложите командиру боевой части – делаю вам замечание!
– Есть! – буркнул Лосев, по-прежнему не отводя глаз от приборов.
Когда Шаповалов вернулся в центральный пост, вахту там нёс Сергей Чаговец. Шаповалов взял у него из рук вахтенный журнал и прочел последнюю запись: «16 часов 36 минут. Находимся на траверзе острова Монерон. Шторм 7 баллов. Крен до 30 градусов».
– Ну и качка, товарищ старший политрук!
– Страшновато?
– Не то чтобы…
– Похоже, вы человек сухопутный?
– Из Харькова я. У нас в городе три речки. Одна так и называется – Харкив, это по-украински, вторая – Лопань, а третья – Нетеча. Но все такие мелкие, что про них даже поговорка есть: хоть Лопни – Харкив Не-тече!