Традиционность исходила из того, что в конечном счёте агрессию следует искоренять, а до поры до времени следует научиться ею управлять. Агрессии не должно быть, она существует только потому, что есть причинность – вот так можно было бы выразить традиционную установку. Поэтому охватываемые в этой части методы всегда искали причинность в агрессии, выявляли её, чтобы устранить или по меньшей мере минимизировать её роль. И в этом находили себя исследовательские цели и благие намерения.
В новом подходе агрессия рассматривается как вечно пребывающая по своей сути, но изменяющаяся во вне в своих значениях вместе с жизнью людей. Проблема в том, что имея эволюционную заданность и вовлекаясь в цивилизационные изменения, агрессия устойчиво приобретала крайние значения действенного фактора политики и индивидуальных выражений. И в этих значениях она во многом подавляла миролюбие. Отсюда важность смещения акцентов с искоренения агрессии, что представляется явно утопическим, на изменение значений агрессии, и в первую очередь значений политичности и личностной жестокости. Задача не из простых, но реальная в перспективе, в сравнении с искоренением агрессии. Разумеется, что и в таком раскладе причинность сохраняется, но причина как таковая уже смещается с пьедестала. Потому что как множественность она распыляет и разделяет объект изучения и не даёт возможность выявить основной механизм воспроизведения и усиления всех форм агрессии в значениях века. Таким образом, в новом подходе проблема выявления причинности агрессии должна уступать по важности проблеме изменения значений агрессии, механизмов её воспроизведения, обеспечиваемых надличностными сущностями.
Что касается проблем жестокости личностной агрессии и проблем роста возможностей самой агрессии (ядерной агрессии), которые имеют социально – психологический и политический характер, то они должны будут решаться с использованием лучших достижений в проблематике агрессии и возможностей международного права..
Исходя из сказанного, мы станем чётче различать в общей проблематике агрессии старую часть территории (традиционное) и новую часть, которую необходимо уже спешно застраивать, как было сказано, под «Век агрессии». Попутно отметим, что традиция всегда означает предшествующее новому, современному, и характеризуется устойчивостью. Это то, что сохраняется и передаётся, ибо оно смогло вобрать в себя лучшее и стать значимым в определённой временной перспективе. Поэтому одной из первоочередных задач будет сохранение целостности и архитектоники «области знаний агрессии», единства её облика, привнеся в застраиваемый объект всё то лучшее в плане теоретического, что есть в традиционной части. В то же время необходимо будет органически сочленять понятие «век агрессии», открытое к наполнению, и понятие «агрессия», имеющее уже своё «традиционное» содержание. Сложность момента и возможные здесь нарекания сведутся к тому, что придётся текстуально совмещать два уровня знаний: философский (ведь без вопрошаний о сущностях агрессии здесь не обойтись) и, по большей части, социально-психологический, обусловленный образами и практиками агрессивного поведения. Мы также будем помнить, что агрессия в своём существовании открывается нашему сознанию как действие, и в таком виде она является предметом социально-психологического изучения. И факт, что традиционное в проблематике агрессии связано, главным образом, с подобного рода исследованиями.
Философии же, с её возможностями внутреннего созерцания, когда абстрактное мышление становится определяющим, сподручнее было бы делать акцент на постижении агрессии как сущности, что и было нами определено. Такой подход представляется приемлемым для изучения агрессии в значениях века. Мы станем исходить из такой установки и соответствующих методологий, начиная с определения сущностных вопросов агрессии.