– Я за тебя всю жизнь поклоны бить буду… – охала проводница – все что хочешь для тебя сделаю!

– А вот это лишнее, – нахмурился Вадим, со стороны это наверное выглядело странно, молодой, лет двадцати пяти парень поучает женщину, вдвое старше его, только им обоим было безразлично мнение окружающих – нельзя обещать то, что трудно исполнить, и, тем более, нельзя давать обет исполнять чужую волю, это обещание раба.

Женщина молчала, только открывала и закрывала рот, не зная, что сказать. Вадим снова улыбнулся, погладил ее по руке и зашагал вниз. Проводница, шмыгая носом, побрела к своему поезду.

Харьковский вокзал напоминает двуликого Януса, наверху величественное здание, с красивым ремонтом и элегантными фонтанами на привокзальной площади, и уродливое подземелье под ним. Красота не привлекла Вадима, и он сразу пошел в нижний вокзал, тем более, оттуда можно было попасть на станцию метро.

Парень не спешил, не обремененный багажом и спешкой, он решил прогуляться. Проходя мимо вечно пьяных и неряшливых продавщиц хот догов, он задержался изучая цены. К нему сразу же подбежал пацаненок лет десяти и стал требовать подачку:

– Дяденька, дай на хлебушек!

Вадим молча вытащил из пакета три пирожка и протянул мальчику. Тот автоматически взял их в руки, посмотрел на Вадима злым, не детским взглядом и бросил пирожки на замызганный пол.

– Я просил «на хлебушек», а не «хлебушек», козел! – прошипел пацан и убежал.

Вадим засмеялся и пошел по коридору. Вереница магазинов и комнатушек со стойкой, которые назвать кафешками не повернется язык. Там торговали спиртным на разлив, сонные барменши, лениво протирали свои обшарпанные стойки и готовились к наплыву рабочего люда. Судя по сивушному запаху, подавали в этих забегаловках, отнюдь не коллекционное бордо. Парень поморщился от вони и пошел к метро.

В кафельном тоннеле краснолицый лейтенант милиции стоял рядом с сидящим на инвалидном кресле подростком, и что-то говорил ему. Вадиму стало интересно, он подошел поближе:

– Кончай мне втирать, бомжатская харя, – лениво растягивая слова, ругался милиционер – что значит «нету», бабки гони!

– Да я только вышел, еще ничего не собрал… – оправдывался попрошайка.

– Так, значит, будем оформлять… – Вадим брезгливо поморщился, он узнал классическую форму развода на деньги, узаконенный грабеж. Ведун посмотрел на пацана, тот не врал, денег, во всяком случае, в том размере, что требовал нечистоплотный страж порядка, у него действительно не было. Твердым шагом он подошел к ним. Милиционер напрягся было, но увидев потрепанные джинсы и видавшую виды кожаную куртку, решил, что Вадим не опасен.

– Чего надо? – Тыщенко демонстративно положил пухлую ладонь на дубинку, с похмелья у него болела голова и хорошего настроения этот факт не добавлял.

Вадим пристально посмотрел ему в глаза, страж порядка хотел было отвести взгляд, но не смог. Его парализовало, он даже не мог моргнуть, а глаза этого оборванца тянули вглубь себя, сильнее и сильнее. Тыщенко глухо замычал от боли, странной боли в голове и груди. Как будто все кого он лупил своей любимой дубинкой, сразу отвесили ему оплеуху. Вова ошалело смотрел как под взглядом незнакомого мужчины, злобный Тыщенко съеживается. Милиционер уже не напоминал сытого хищника, маска, которую он носил много лет, убедив всех, включая самого себя, что это настоящее его лицо, сползла, открыв перепуганного и трусливого человека. Рыжие волосы патрульного стремительно седели, скорее всего, он бы умер, не отпусти его Вадим. Но ведун не хотел его убивать, он хотел, чтобы этот конкретный человек уже никого и никогда не смог обижать.