— Пей.

Он оставался где-то рядом, пока я не приникла к кружке губами. Горячее вино. Просто отлично. Один минус — есть шанс, что меня накроет. Мягкие шаги и скрип пружин — он опустился в другое кресло.

— Ты поговоришь со мной? — спросила я, отрываясь от чашки.

Он долго молчал. Затем спросил:

— Зачем?

— Говорят, проститутка — исповедница для падших.

Лёгкий смешок. Как приятно, что он умеет смеяться. Надо будет говорить побольше глупостей.

— Мне не в чем исповедоваться, — сказал он, когда молчание стало затягиваться.

— И нечего рассказать?

— Нет.

Я сделала ещё один глоток. Вино в самом деле отлично согревало… и не только мышцы.

— Всем есть в чём исповедоваться, — возразила я.

— Слова ведьмы.

В груди кольнуло. Слишком уж часто в эти дни я слышала о том, что я ведьма. Но избавиться от меня не так легко.

— И ты не скажешь, — продолжила я, — почему не позволяешь касаться тебя?

Молчание становилось угрожающим. Я залпом осушила кружку до дна и, встав, нащупала дорогу к его креслу. Опустилась на корточки и положила руки к нему на колени.

— Я не причиню тебе зла, — я огладила знакомый уже шёлк. Он начинал казаться мне его второй кожей.

— Не смей, — выдохнул он, когда мои руки поползли по его груди и замерли у ворота.

— Встань, — потребовала я и поднялась сама.

Вопреки собственным словам он послушался. Даже через ткань я чувствовала, как дрожат его плечи. Мои пальцы вернулись к вороту его одеяния. Я рванула его в стороны, не дожидаясь, пока Талиан меня остановит, и его руки в самом деле не успели. Я замерла, удерживая в ладонях мягкий шёлк. Он мог бы прогнать меня, но не делал ничего. Просто стоял и тяжело прерывисто дышал. Я решила, что это разрешение продолжать. Отпустила шёлковую ткань, позволяя ей осесть на пол, и взяла в руки его лицо. Он дрожал. Мелко-мелко.

— Я ничего не вижу, — сказала я, пытаясь его успокоить.

Наклонилась и коснулась губами твёрдой скулы, а затем чуть опустилась вниз, к изящной шее. Здесь кожа и правда была как шёлк. Нежная, даже холёная. Провела дорожку из поцелуев чуть ниже, и услышала слабый выдох:

— Нет!

Всё верно. Вот здесь, у ключицы — первый шрам. Я старательно исследовала его губами, а затем прошлась языком в обратную сторону. Дрожь усилилась, он попытался вырваться, и мне пришлось перехватить его, удерживая руками уже за стройную спину… Ее всю, целиком, покрывали рубцы. И это не было простым пересечением порезов. Даже мои загрубевшие руки чувствовали, что шрамы складываются в какие-то знаки.

— Нет… — повторил он, безвольно оседая в моих руках.

Я притянула его к себе и осторожно погладила дрожащие плечи. Теперь уже его сотрясали откровенные рыдания.

— Чего ты боишься? — прошептала в самое его ухо.

Он всхлипнул. Я прижала его ещё крепче, поглаживая по исчерченной рубцами спине.

— Ничего, — прошептал он, пытаясь успокоить дыхание.

— Вот и хорошо, — я снова погладила его и легко коснулась губами плеча. — Талиан… — я будто пробовала это имя на вкус. — Тали?

Не слышно ответа, ну и ладно.

— Тебя так приятно касаться, — прошептала я, продолжая оглаживать его спину и бока, — ты изящный, как олень. И дрожишь, как пойманная дичь. Зачем? Я здесь, чтобы принести тебе удовольствие, а не боль.

— За мои деньги, — он чуть успокоился.

Да, этими словами он основательно утихомирил моё самодовольство. Не согласиться с ними было нельзя, и я кивнула:

— За твои деньги.

Пусть так, если эта мысль его успокоит. Я прочертила вдоль его плеча ещё одну цепочку поцелуев.

— Тебе не противно? — он явно не выдержал.

— Мне приятно, — я прошлась губами обратно и снова скользнула по шее.