– Богдану не понравилась эта книга, – сказал Влад. Теперь он не улыбался, а как раз наоборот – выглядел как никогда серьёзным. – Ну, точнее он сказал, что ненавидит подобное.

– И ты решил избавиться от дерьмовой книги, отдав её мне?

– Но я эту книгу обожаю. И мне интересно, что думаешь ты. – Не дожидаясь моего ответа, он развернулся, чтобы уйти. – Ты выглядишь лучше.

– Что?

– Без синяка, – оранжевое зарево отразилось в зрачках Влада, когда он оглянулся на меня напоследок, – ты выглядишь лучше, Яра. Может, захочешь, чтобы так и было всегда.

И с этими словами мой друг исчез.

Книги похожи на людей: за каждой скрывается история, за каждой таится вопрос, ответить на который мы не можем – поначалу. Каждая по-своему удивляет, пугает, расстраивает и воодушевляет.

Книги похожи на людей: многие из историй давно мертвы, но если прислушаться, они оживают, – и именно поэтому я ими так восхищаюсь.

Прислушайся.

Книги рассказывают правду, а правда, говорят, всегда побеждает.

Что ж…

Получается, мёртвые всегда берут верх?

Увидим.

(Сейчас)

Замерев под душем, я закрываю глаза и позволяю горячей воде смыть с моего нового тела кладбищенский холод.

Запретные книги утверждают, что побывав в бездне, ты возвращаешься сломленным, разбитым – уже не знаешь, кто ты и что вокруг взаправду, потому что смерть просто так не отпускает тех, кто принадлежит ей. И всё же я никогда не чувствовала себя живее.

Мне просто холодно.

Последний день жизни мелькает в воспоминаниях: кровь, крики и полицейские сирены. До сих пор помню, как пахнет горящая плоть, как магия несётся по венам, а мёртвые вокруг рвут на части живых.

«Королева мёртвых?»

– Если знаешь, что я натворила, – шёпотом повторяю я слова, которые не осмелилась сказать Миру вслух.

Выключив воду, но так не почувствовав себя ни капельки теплее, выхожу из душа на блестящий белый кафель и укутываюсь в полотенце, избегая собственного отражения в зеркале – отчасти потому, что боюсь увидеть мёртвый взгляд, смотрящий на меня в ответ, отчасти потому, что боюсь его не увидеть. И всё же не могу совладать с желанием изучить свою новую форму. Кожа у этой девушки того же оттенка, какого была и моя, обогретая солнцем и нежная, однако волосы, падающие по моим – её – плечам, темнее. По ощущениям её тело кажется сильным, атлетичным и полным энергии, может, даже трудолюбивым. Однако тоска всё равно сдавливает сердце, когда пальцы не находят знакомых ямочек на щеках, а шрама на внутренней стороне руки, который наделял меня магическими силами, теперь нет. Нет напоминаний о Владе.

«Это правда, что о тебе говорят? Ты была преступницей, ведьмой…»

Жив ли Влад? Мир и его друзья молчали до того самого момента, как машина привезла нас сюда, в это здание, до того самого момента, как я закрыла за собой дверь ванной комнаты. Не знаю, не хотят ли они со мной разговаривать или боятся. Но с чего им меня воскрешать, если боятся? Я им нужна. Хотят, чтобы я кого-то исцелила? Или убила? Отправят обратно в бездну потом? Мысль об этом встаёт комом в горле. Нет, я точно сойду с ума, если снова услышу, как бездонная тьма шепчет моё имя…

Что угодно, только не смерть.

Снова проведя пальцем по месту на руке, где на моём родном теле был колдовской шрам, я закрываю глаза. Прислушиваюсь. Приглушённые голоса доносятся из гостиной, где Мир и его друзья, без сомнений, обсуждают меня. Слышу интонации и тембры их беседы, свои дыхание и сердцебиение, стучащее в ушах, но ничего больше. Никакой тьмы. Никакой магии. А ведь раньше я могла слышать сердца людей вокруг, могла заставить их сердца биться чаще, заставить остановиться.