Не знаю.
Не уверена…
– Где её похоронили?
– Кого?
– Твою подругу. Ту, которая…
Единственная осталась рядом с мамой, приняла её в дом свой, а потом и подарила этот дом. Она отдала мне силу, а с ней – и ту жизнь, которую я имею.
И если так, то этой женщине я обязана больше, чем всей новоявленной родне.
– Понятия не имею, – Мёдб потянулась, и фигура её рассыпалась золотой пылью. – Какое мне дело до того, что происходит с мертвыми людьми?
Глава 8
Когда мы все же вышли к деревне, солнце перевалило через высшую точку и тени на земле стали длиннее.
– Не обижайся на нее, – Лют снова первым нарушил затянувшееся молчание. – Дети Дану далеки от людей. И не столько по внешности и способностям, сколько по восприятию мира.
– Я и не обижаюсь, – я пожала плечами, поняв, что все-таки лгу. Обижаюсь. И еще как… хотя, если подумать здраво, то да, они действительно другие.
Совсем.
– Подозреваю, она сказала далеко не все. Но тут спросить больше не у кого, разве что потревожить твоего деда…
– Нет! – вот эта мысль мне совершенно точно не понравилась.
– И верно. Мёдб сама расскажет о тебе… или не расскажет. Зависит от того, насколько ей выгодно. Они вечно интригуют. Это даже не столько ради выгоды, сколько уж особенность такая… голос крови.
– Тогда стоит порадоваться, что во мне эта кровь помалкивает.
К чему-чему, а к интригам я никогда не имела способностей.
– А вот к дяде твоему заглянуть стоит.
– Зачем?
Говоря по правде, я склонялась к тому, чтобы просто уехать. Тихонько.
– Спросить, где похоронена та женщина. Даже если на церковном кладбище для нее не нашлось места, а скорее всего так и есть, он может знать.
И он знал.
Он уже облачился в рясу, которая сидела на нем, как ни странно… правильно? Так, как должно? Не знаю. Но что-то изменилось в фигуре Дмитрия, в нем самом.
Он не стал выше.
Серьезнее.
И лицо его, разделенное на две половины – интересно, смогла бы Цисковская исправить это разделение – словно светом наполнилось.
Чушь какая.
Просто солнце глаза слепит, вот и мерещится всякое.
– Да, знаю, – он кивнул и оперся на трость. – В Савлюково она. В райцентре. Это недалеко.
И снова вид виноватым сделался.
– Там гражданское кладбище, которое не в церковном ведении. Отец бы в жизни не позволил бы ведьме нераскаявшейся тут лежать, – Дмитрий кивнул на кладбище за церковью. – И сестру там же, в Савлюково, хоронили. Если подождете…
– Нет, – я покачала головой. – Извини, но…
– Понимаю, – он не обиделся.
А я?
Вот если бы он был как та старуха, склочным и злым, полубезумным, можно было бы просто откреститься от такой родни. Как с лесными людьми.
Я им не была нужна? И они мне теперь не особо. Встретились, поглядели друг на друга и разошлись к обоюдному удовольствию, чтобы снова не встречаться, но уже до конца жизни.
А он…
Он не будет настаивать на встречах. И семейные посиделки – это не про нас, даже если сбросить со счетов мою свихнувшуюся бабку. Но и уходить вот так, просто, неправильно. А обещать, что вернусь, нечестно.
И стоим мы.
Смотрим друг на друга. А в голове месиво… каша…
– Есть еще кое-что, – Дмитрий опирался на трость, и та была крепка, сделана из темного дерева, гладкого, лоснящегося. И на черном лаке его пальцы казались сероватыми. – От отца остались кое-какие заметки. Даже не столько от него. Наш предок, самый первый, летопись вел. Пытался во всяком случае. Потом после него тоже. Отец вон тоже, и дед. Правда, порядка в этом нет, записи лежали, что в подвале, что под крышей. Большею частью ерунда всякая, вроде примет или набросков проповедей. Старое и вовсе почти все сгорело или сгнило в тайнике. А позже уже и мыши помогали, и плесень. Я сам на это добро случайно наткнулся. Попросили для школьного музея глянуть, ну и вот… разбирать сел. И разбираю.