Будь они трижды прокляты вместе с теми, кто их выдумал! – именно такие недобрые мысли все чаще приходили в голову несчастному инспектору, и тогда он в которой раз доставал из кармана носовой платок, больше похожий на небольших размеров наволочку, и, страдальчески морщась, утирал пот, градом катившийся по лицу.

Работа шла невыносимо медленно. Просто мучительно медленно. К сожалению, никто из сержантов не мог ему помочь в составлении отчетности: они попросту не обладали необходимой квалификацией. Пришлось бы дольше объяснять, что от них требуется.

Да и отчетность – отчетностью, но нельзя же превращать в фарс всю работу вверенного ему полицейского участка! В конце концов, служба – есть служба, и ее никто не отменял! – внутренне кипятился старший инспектор. Профанации в работе полиции на Наксосе он не допустит! Сколько бы проверяющих ни свалилось ему на голову в ближайшие дни, он сделает все, чтобы обеспечить на острове правопорядок.

Поэтому сержанты после утреннего развода и короткого рабочего совещания несли свою ежедневную патрульную службу: Дусманис, как старший и более опытный, уже находился на променаде, а Димос обходил Бурго по установленному маршруту патрулирования. Через три часа они должны были по очереди явиться в участок с докладами и получить указания от начальника, если произойдет что-то из ряда вон выходящее и требующее их внимания. Если нет, то им придется снова вернуться к патрульной службе, на этот раз поменявшись местами: Дусманис уйдет на обход, а Димос, соответственно, займет пост на променаде, чтобы… Стоп!

Тут плавное течение мыслей старшего инспектора было нарушено.

Черт! Ну вот куда, куда, спрашивается, подевалась последняя директива о порядке взаимодействия сил полиции со смежными службами, в частности, с Интерполом? Она где-то была, я же видел ее совсем недавно, и часу не прошло! – растерянно перетряхнув лежащие перед собой папки, тоскливо подумал Антонидис и, тяжело вздохнув, начал по третьему разу перерывать груды бумаг на своем рабочем столе и на тумбе, где стоял принтер, тоже полностью заваленный теперь раскрытыми папками, распечатками приказов и директив.

Да, денек у старшего инспектора сегодня не задался. Придется корпеть над отчетностью до поздней ночи, чтобы хоть как-то отвести от себя и своих сослуживцев угрозу немедленного увольнения. Этот совет дал ему Смолев во время их встречи на завтраке пару дней назад, когда Антонидис поделился с ним опасениями и переживаниями относительно своего будущего.

Старший инспектор рассказал Смолеву все, как на духу: и про нелепость с почтой, и про коварное инкогнито, и про то, что отделу может грозить сокращение, а его жизненным планам на острове, включая свадьбу, назначенную на ближайшие дни, – серьезные изменения… А то и вовсе придется все отменять: ведь он будет безработным, и еще неизвестно, когда теперь сможет позволить себе праздник, да и семью-то как содержать? Может, и вовсе придется отказаться от семейной жизни, о которой он столько мечтал.

Делясь наболевшим с владельцем «Афродиты» в хозяйской гостиной, где был накрыт завтрак, старший инспектор меланхолично помешивал столовой ложкой в миске сладкую рисовую кашу на молоке. Это было его любимое утреннее блюдо. На кухне Петроса кашу готовили отменно: пропаренный в молоке и сливочном масле рис получался воздушным и рассыпчатым, а сладость блюду сообщала чайная ложка тимьянового меда, сдобренного щепотью корицы. Впрочем, зная, что старший инспектор – сладкоежка, ему в тарелку с кашей на кухне втайне добавляли еще пару ложек вязкого и сладкого меда. Но в этот раз даже любимое лакомство не смогло поднять гостю настроение.