– Отметьте на каком уровне ощущения от каждого ведьмака, – сказала я, добавляя к ежедневнику ручку, и только теперь заметила с трудом сдерживаемые улыбки на лицах всех присутствующих. Трисс не выдержала первой и тихо захихикала, следом за ней прорвало Кейру, потом и остальные заулыбались, переглядываясь. До меня запоздало дошло, в чем дело. – Я думаю, одного прикосновения будет достаточно, – мрачно добавила я, осуждающе глядя на чародеек. На ведьмаков я старалась не смотреть вовсе.

– Ну, давай попробуем, – усмехнулась Йеннифер, взяв в руки ежедневник. Смех в ее голосе был прекрасно слышен, но сама идея ее все-таки заинтересовала. Похоже, не мне одной было любопытно сравнить. – Господа, – обратилась она к ведьмакам. – Ваши руки, пожалуйста. Геральт, – первым подошла она к своему мужчине.

– Для тебя что угодно! – с усмешкой ответил он ей, не отводя от нее пристального взгляда.

– А больше ничего не надо? – спросил у нее Ламберт, когда она шагнула к нему.

– От тебя – нет, – прямолинейно ответила она ему, касаясь руки. – Благодарю!

– Меня можешь не благодарить, – сразу же сказал ей Эскель, протягивая руку, едва она развернулась к нему.

Я бросила короткий и несколько удивленный взгляд на ведьмака, озадачившись такой странной реакцией.

– Не буду, – согласилась чародейка, искривив губы в холодной улыбке.

Йен с Трисс и раньше видели мои письменные принадлежности, Кейра же тем временем с любопытством протянула руку к ручке.

– Что это? – спросила блондинка, крутя ее в руке.

– Ручка шариковая, – усмехнулась я. – Ей можно писать, не макая в чернила. Они у нее внутри.

Кейра с сомнением посмотрела на тоненький корпус и на пробу чиркнула внизу листка ежедневника, который Йен все еще держала в руках, убедилась в том, что ручка оставила след, и отдала письменную принадлежность требовательно протянувшей руку черноволосой чародейке. Расставив свои отметки, моя наставница передала записную книжку Трисс, и обход ведьмаков начался по новой, с той только разницей, что комментировал все три «замера» Ламберт, который явно питал к Трисс особые чувства. Последней была Кейра, которая даже несколько удивилась, что она в эксперименте тоже участвует. На этот раз отличился только Геральт, когда поинтересовался какими судьбами Кейра оказалась в Каэр Морхене. Ламберт же молчал, будто воды в рот набрал, только косые взгляды бросал на светловолосую чародейку. Я искоса следила за Эскелем, но он был непоколебим как скала.

После всех процедур мой ежедневник снова попал в мои руки, и я жадно всмотрелась в графики, однако никакого внезапного озарения не произошло. Графики плясали, как могли, и из общего можно было выделить только пару закономерностей. На трех графиках из четырех внизу был Ламберт, дальше шел Геральт. У Кейры же в самом низу оказался Геральт, а за ним шел Ламберт. Эскель у всех, кроме Йен, был на самом верху, – у нее же его обогнал Геральт. Расстояния же между рисками никакому анализу не поддавались, особенно впечатлял сильно утопленный показатель Ламберта у Трисс и загнанный почти под потолок показатель Эскеля у меня.

– Эх, данные относительные. Их бы с чем-нибудь соотнести… – задумчиво пробормотала я, пытаясь придумать какую-нибудь меру эманации или хотя бы более-менее стабильную величину. – Весемир! – вспомнила я, что ведьмаков у нас четверо.

– Что Весемир? – переспросила Трисс.

– Он тоже ведьмак! – пояснила я. – Идем!

И захлопнув ежедневник, оставив ручку внутри, сама первой зашагала в большой зал.

– Весемир? – позвала я, когда после беглого осмотра никого не увидела.

– Он во дворе, – ответил мне вместо старика Эскель, чем снова меня взбудоражил.