Интересно, встречал ли отец таких ведьм? Должно быть, встречал, он был знатоком колдовства и мог одолеть любую нечисть. Бастиан с улыбкой подумал, что рассуждает, как ребенок, для которого отец является чем-то вроде доброго божества.

Собственно, почему бы и нет? Его родной отец был пьяницей, захлебнулся в канаве с перепою. Мать продала его на Улицу Чудес, у нее и без Бастиана хватало голодных ртов, а на четверть каруны можно было жить целую неделю. Конечно, человек, который вытащил Бастиана к свету, был для него чудом.

Над полями разнесся долгий надрывный крик. Бастиан остановился, посмотрел по сторонам. Впереди, справа от дороги стояла тихая березовая рощица, легкий ветерок мягко качал серебро листьев. Крик повторился, и Бастиан узнал его: болотная цапля, он однажды слышал в столичном зоосаде, как она горланит. Только откуда бы ей тут взяться?

В следующий миг его ударило – так, что Бастиан отлетел с дороги в высокую траву – а потом подхватило и подняло над полем. Так ребенок таскает куклу по дому: то за ногу, то за руку, то вообще швырнет в угол – с одной только разницей, что Бастиан не видел, кто на него напал.

Цапля заорала снова. Должно быть, в поселке кто-нибудь проснулся, услышав этот горестный вопль, негромко выругал дрянную птицу и снова уснул, перевернувшись на другой бок. Бастиан раскинул руки в стороны и выбросил два сгустка энергии – один вперед, второй себе за спину. Над полями разнесся стон, полный мучительной боли, и невидимая рука выпустила Бастиана.

Он успел сгруппироваться, покатился по траве и встал на ноги. В пальцах пульсировала сила, готовилась выплеснуться. Бастиан отстраненно подумал, что неизвестный, который проверяет его в деле, подведет все к тому, чтобы обвинить семью Декар. Следователь был в их доме, и на него напали, когда он возвращался в город – потому что он узнал правду и никому не должен о ней рассказать.

Хотя зачем давать ему уйти? Можно ведь расправиться с ним прямо в доме. В любом случае в гибели Бастиана Беренгета будет виновата Аделин…

Третий сверкающий серебром сгусток он бросил наугад – и попал. Над полем стала сгущаться темная тень: когда на нее падал тихий свет стареющей луны, то в клубящихся нитях тьмы вспыхивали золотые отблески. По спине Бастиана прошелся простудный холодок – с такой дрянью ему не приходилось сталкиваться, он лишь читал о ней в отцовских книгах.

Дрянь была заковыристой и непередаваемо злобной: Бастиан чувствовал, как она ненавидит его просто за то, что он есть на свете, что он живой и смеет дышать с ней одним воздухом. Он всмотрелся во тьму так, как учил отец и как потом показывали в академиуме: тень была соткана из множества обрывков посмертной энергии, той, которая наполняет кладбища. Но там она тихая, бесполезная и никому не может навредить. А здесь…

- Не меньше сотни! – воскликнул Бастиан, швырнув еще один сгусток. – Ты собирал их, сплетал, наполнял злобой и ненавистью!

Его ударило по ногам – Бастиан не упал: скользнул в сторону и поднялся. Если бы он падал всякий раз, когда его били на Улице Чудес, то от него давно ничего бы не осталось.

Ему казалось, что он слышит смех. Вроде бы издевательский и язвительный, но за ним чувствовался страх. Тьма двинулась к нему, окутала, и Бастиан увидел, как в ней дрожат и переливаются призрачные лица – открываются и закрываются зловонные рты, таращатся серые бельма, клацают зубы. Да, не меньше сотни.

Ну ничего. Сейчас полетите домой.

Бастиан двигался, как балетный танцор – конечно, если бывает балет, в котором танцуют, превратив свои руки и ноги в серебряные факелы. Тьма разлеталась, рвалась на клочья, и энергия бурлила в Бастиане так, что ему хотелось смеяться, а волосы поднимались ледяным ершом. Его подкинуло почти под облака – Бастиан увидел рощицу, поселок, знакомый дом Аделин, в котором не горел свет – потом еще и еще, но он продолжал танцевать в объятиях тени, он кромсал и рубил ее, и ему было легко.